Денис КОЖЕВНИКОВ:«Сытое безобразие» убивает театр»

Режиссёр назначил встречу... в репетиционном зале, сославшись на своё неумение разговаривать с журналистами: «Поверьте, наблюдая за репетицией, вы вполне сможете составить обо мне достаточное представление». Подобная открытость творческого процесса постороннему глазу мне, честно говоря, встречается впервые. Абсолютно все режиссёры, с которыми довелось общаться до Дениса Кожевникова, в лучшем случае допускали на генеральный прогон, а то и вовсе – на премьеру.

– Признаться, не вижу в этом ничего особенного. Если бы у меня не было контакта с актёрами, между нами стояла бы стена непонимания, я бы тоже, наверное, не стал откровенничать. Но поскольку идёт нормальный рабочий процесс в хорошей творческой атмосфере, то почему бы и нет? Удачная репетиция – это режиссёрское счастье, аплодисменты зрителей уже будут предназначены актёрам, так что я могу себе позволить поделиться своим репетиционным счастьем и с вами.

На сегодняшний день Денис Владимирович пребывает в статусе независимого режиссёра – «в свободном плавании», как пояснил он сам, но этой свободе предшествовали сразу две, одна за другой, должности главного режиссёра – Северодвинского драматического театра и Амурского театра драмы соответственно. Несмотря на то, что тема ухода с этих постов воспринимается Денисом Владимировичем достаточно остро, всё же обойти её стыдливым молчанием было бы не совсем правильным, потому что вопрос о том, кто в театре главный – администратор или творческий лидер, актуален для всех театров во все времена.

– У Станиславского основной постулат – люби искусство в себе, а не себя в искусстве. Когда я только пришёл в амурский театр, я просил размножить главу Станиславского об этике, чтоб она лежала в каждой грим­уборной и, главное, – в кабинете директора и главного режиссёра. Мы же строим настоящий «театр-кафедру, с которой можно сказать много добра». На что директор отреагировала так: «Может, Станиславский был хорошим режиссёром, но менеджером он был никаким». Считается, что театру нужен менеджер – и всё!

...Я не буду до конца отвечать на вопрос, кто в театре главнее – он слишком больной для меня. Я знаю, что вся история репертуарного театра связана с режиссёрами, именно они, а не менеджеры от искусства, создавали самобытные театры. Но эта история, увы, закончена. Репертуарный театр на сегодняшний день представляет государственный вид антрепризы. Работа воспитания, селекционирования труппы, вопрос обеспечения перехода артиста из одного возрастного состояния в другое не ведётся нигде, всё разрушено. Что уж тут делить, кто главнее… Должно пройти время, чтобы родилось и сформировалось новое театральное пространство, а уж кто там будет главный, какая система ценностей восторжествует – я даже не берусь предугадать. Честно говоря, я вообще не понимаю, куда сегодня катится наш театр. Поэтому на данном этапе занимаюсь ровно тем, что ставлю конкретный спектакль, а что дальше будет – поживём – увидим.

– Всему есть своё время и место. Я вообще сторонник гармоничного репертуара. У горячо любимого мною Товстоногова в репертуаре были и «Мещане», и «Ханума». Просто сейчас такая тенденция в театре, что коммерческое направление вытесняет серьёзное искусство, репертуары драматических театров преимущественно состоят из песен и танцев, фривольных комедий.

– В столице ещё хуже: там просто сытое безобразие, в Москве деньги победили всё.

– Шекспир, где бросаются пивными банками? Извините, для меня это – не искусство и не предмет обсуждения вообще.

– В 92-м году закончил театральное училище в Днепропетровске, и тут распался Союз. С тех пор у меня нет родины… То, что творится на Украине сейчас, не поддаётся никаким комментариям. Я – русский человек, и Днепропетровск всегда был русским городом: это же историче­ский Екатеринославль – южная столица Руси по задумке Екатерины II. Мы не знали украинского языка не из каких-то политических соображений, а потому, что весь образ жизни был русским. Когда все самоопределились, стало окончательно ясно, что мне, русскоязычному актёру, надо перебираться в Россию… Начал работать актёром в Оренбургском драматическом театре, но практически сразу же по­ставил свой первый спектакль – «Играем Пиаф» по мемуарам Эдит Пиаф. Спектакль всем понравился, его возили в Москву, играли в Доме актёра. За пять лет работы в качестве артиста в этом театре я поставил четыре спектакля. С тех пор призвания не менял.

– К русской психологиче­ской. Режиссуре учился у Леонида Ефимовича Хейфеца, актёрскому мастерству – в Днепропетровске у Нелли Михайловны Пинской. А это династия. Дальше идёт так: Леонид Хейфец учился у Марии Осиповны Кнебель, которая в свою очередь училась у Станиславского, сидела на коленях у Льва Николаевича Толстого. А Нелли Пинская училась у Бориса Захавы, который в свою очередь учился у Вахтангова. И вот, когда мы выпускались, прозвучала такая шутка, в которой есть доля шутки. Вроде бы в театре всё уже найдено, всё изобретено, что нового мы можем ещё сказать. Тогда смысл нашего существования в режиссуре – чтобы цепочка не порвалась, потом передать это следующим.

– Да, я ставил пьесу в Благовещенске полтора года назад, и спектакль пользовался большим успехом до тех пор, пока вандалы от искусства не исковеркали его. Эта история случилась уже после моего ухода… Я ничего предосудительного в повторном обращении к одному и тому же названию не вижу, хотя стараюсь не злоупотреблять этим. Что касается «Поминальной молитвы», то в Ярославле это будет совсем другой спектакль с другой сценографией (ею занимается художник из Москвы, известный под псевдонимом Е. Ефим), нежели в Благовещенске, с другими артистами… Есть такая вахтанговская триада: время – автор – коллектив. То есть при выборе пьесы либо материалов в постановку нужно учитывать эти три вещи: в какое время мы живём, автора и его мировоззрение и коллектив, с которым это воплощать. Кроме того, ещё есть и место. Когда я в телефонном разговоре предложил свои услуги Волковскому театру, меня пригласили посмотреть труппу, и после обоюдных смотрин я (опять же!) предложил поставить «Поминальную молитву». Это – беспроигрышная пьеса, зритель должен откликнуться на эту историю, и, кроме того, в театре есть актёры, которые могут сыграть Горина.

– Секрет. Я – суеверный человек и полагаю, что чем больше треплешь какое-то название, тем меньше тебе предоставляется возможностей для его реализации.

– Не согласен! «Поминальная молитва» – не национальная, а общечеловеческая пьеса. То, что происходит с людьми в этой пьесе, происходит с каждым человеком. Каждый с нежностью относится к воспоминаниям своего детства, каждый страдает и преодолевает беды, у каждого взрослеют и уходят дети, каждый переживает период непонимания своих детей, каждый теряет родителей. Это пьеса о жизни вообще.

Лично для меня «Поминальная молитва» тесно связана с моими воспоминаниями о родных людях, о детстве… Она настолько пронзительна в своей простоте и искренности в общечеловеческих болевых точках, что я подумал: я с удовольствием ещё раз прикоснусь к этому материалу, и мне не будет скучно. Тем более что артисты здесь действительно очень хорошие: заслуженные артисты России Вадим Асташин, Татьяна Гладенко, артисты Николай Кудымов, Сергей Цепов, Андрей Зубков, Ольга Старк... Работать с ними – настоящее наслаждение.