Ярославская областная ежедневная газета Северный Край, вторник, 06 апреля 2004
Адрес статьи: http://www.sevkray.ru/news/1/48734/

Живая власть, или Перпендикулярный монтаж

рубрика: Политика

Телевидение, как всегда, проявило редкостный такт и уместность формирования своей сетки. На канале «Россия» загодя, почти за три недели до110­летия со дня рождения Никиты Сергеевича Хрущева, зато накануне Дня смеха и 195­летия со дня рождения Гоголя, показали премьеру фильма под жалобным названием «Как «добивали» Хрущева». Уместнее было бы назвать его «Как «лакировали» Хрущева», ибо не история гонений илихотя бы конфликтов вокруг архитектора «оттепели», но обрывки из улыбчивых воспоминаний членов семьи вперемежку с избитой кинохроникой составили основу фильма Василия Пичула.


Для этого режиссера и сценариста, родившегося в 1961 году, власть, представленная фигурой свергнутого в 1964 году Хрущева, так же мифологична, как власть в лице Ленина, Сталина или Берии, о которых он прежде снял фильмы. И даже то, что этот режиссер учился кинематографическому мастерству у М. Хуциева (снявшего свои знаменитые фильмы о начале и конце «оттепели» – «Мне двадцать лет» и «Июльский дождь»), не сделало вождей прежних поколений фактом его личной биографии. Равно удаленные в историю, все они не были для него «живой властью», выстроившись в единый ряд кичевых матрешек с Арбата. Режиссер, возможно, и пытался придать одной из этих «матрешек» свойства живого человека, обратившись к воспоминаниям его ближайших родственников, невесть почему выбранного для рассказа о покойном генсеке фотографа, да еще сотрудника немецкой разведки. Не знаю, хотел ли как лучше, а вышло... «Живая власть для черни ненавистна». Пушкин написал в «Борисе Годунове» эту фразу лукаво: конечно, он имел в виду не только живого правителя (поскольку всякий мертвый в России моментально становится обожаемым идолом, как и всякий, чей приход еще только ожидается), но и собственно живую власть. То есть действенную, активно проявляющуюся. Власть Хрущева была именно живой, вон сколько «наворотилось» за десять лет – от кукурузы до публикаций Солженицына. Причем о первой в фильме говорится непомерно много и не очень толково, а вот о вторых – ни слова... Более того, после его страшного предшественника власть Хрущева не могла быть ненавистной. Смотрела я фильм Пичула и вспоминала, как полгода назад он в Ульяновске расспрашивал ленинских земляков о причинах революционного настроя у детей из обеспеченной семьи Ульяновых, как год назад показал трогательный фильм о Сталине. Отработав материалы сексуальной революции и получив запас доверия публики после некогда модного фильма «Маленькая Вера», Пичул стал говорить о политике в духе своих, далеко не самых удачных, третьих по счету, «Старых песен о главном»: немножко лирики, немножко забавных намеков, немножко стилизации. Впрочем, последняя сегодня заменена, дабы не особо напрягаться и самим ничего не изготавливать, врезками из игрового фильма о Хрущеве «Серые волки», где роль первого человека государства играл едва ли не первый комик этого государства Ролан Быков. Создатели документального фильма достаточно элементарно формировали параллельный, как говорят кинематографисты, монтаж. А у меня в это время выстраивался свой зрительный ряд, только не параллельный, а перпендикулярный, спровоцированный фильмом, но вступивший с этим фильмом в противоречие. Вот повествуют на экране о скандале, учиненном Хрущевым в момент его случайного визита на выставку, а у меня перед глазами кадры недавнего пожара в том самом Манеже, где генсек громил нелюбимых абстракционистов. Даже здание не устояло, а слащавое стремление показать, как «доброго царя» настраивали против вечно гонимой интеллигенции «злые приспешники», – оно устояло весьма прочно. Вот на экране пожилой функционер орет и машет кулаком на молодого поэта, а поэт со странно выгнутой вперед шеей выброшенного из гнезда гадкого утенка стоит на трибуне... И почему­то не поворачивает голову к крикуну, смотрит в одну точку, словно вот­вот в обморок свалится. Но именно в стране, крикливым функционером отпущенной с короткого поводка на более длинный, этот поэт, нынешний мэтр Андрей Вознесенский, вместе со своей женой Зоей Богуславской смог учредить негосударственную и некоммерческую, элегантно­своевольную, по деньгам более богатую, чем иные государственные, премию «Триумф». И это ли не триумф той оттепели, что с Хрущевым в истории нашей страны связана? А еще на экране – суетливо семенящий, очень толстый лысый мужичок, чьи пробежки в любительской съемке, к моему ужасу, напомнили мне недавний английский детский сериал про телепузиков. Счастливы те, кто не видел этих неуклюжих разноцветных уродцев без лиц и смысла. Режиссер же Пичул, делавший в свое время известную передачу «Куклы», похоже, и в человеке из исторического прошлого решил показать такую же «куклу», пусть ненамеренно или не афишируя свои намерения. Из моментов фильма, которые легли в логику явного авторского стремления рассказать что­то приятное, удачными, хотя слишком краткими, мне показались кадры говорящего с трибуны или в кругу «простых тружеников» Хрущева. Органичность его существования шла вразрез с высокопарными словами сына о картошке, которую при Екатерине II не принимали, как кукурузу – при Хрущеве, или словами дочери о любви Хрущева к земле и посадках яблонь в разных районах Москвы. А я продолжала смотреть свою, важную для понимания жизни недавнего политического лидера «киноленту». В ней были очереди не только за маслом и колбасой, но и к кассам нового театра «Современник», создатели которого называли себя «детьми 56­го года», в кинотеатры Московского кинофестиваля, возрожденного в 58­м году, и в концертные залы, где шли прослушивания Международного конкурса имени Чайковского – все с того же, 58­го года. В фильме Хрущев толково и доходчиво, с удобными для переводчика паузами, грамотно (вот что уже как­то забылось о нем за прошедшие десятилетия) рассказывал какому­то иностранному собеседнику о революции, а в моей «киноленте» появлялись такие явно революционные для своего времени названия, как «Юность» (журнал был основан в 55­м году), Дубна и Обнинск (превращенные в города «ядерные» поселки под Москвой, ставшие таким же знаком свободы духа и расцвета науки). И, кстати, рядом с криками на выставке и на писательском форуме очень уместно в моем видеоряде возникали лауреаты новой, Ленинской, учрежденной в 58­м году – вместо Сталинской – премии: скажем, в последний год правления Хрущева эту премию за фильм «Гамлет» получили великий кинорежиссер Г. Козинцев и великий актер И.Смоктуновский. Да и зарождавшуюся при Хрущеве и до наших дней популярную телеигру КВН можно было показать... Все эти несогласованности – фильма снятого и фильма недодуманного, недопоказанного – так и просятся в анекдот вроде тех, которыми столь богата была эпоха Хрущева (а что это была именно эпоха, сомнений нет). Особенно по душе мне один, о справочнике, по которому люди далекого следующего века находят сведения о Хрущеве, чьим именем назван некий консервный завод. Историческая справка сообщала зло и честно: «политический деятель эпохи Райкина». Современники считали, что в историю войдет великий артист, и лишь благодаря тому, что не «добил» его, войдет и политик. С классиками Хрущеву не повезло. Накануне почти круглой даты Гоголя вышел фильм, где не удалось развить мысль Пушкина о живой власти, где идеально мог бы проступить, но так и не был показан образ русского чиновника, странного и незаурядного. А ведь именно о таком человеке в поездке на Сахалин еще один классик, Чехов, написал как о помеси Держиморды и Яго. Фильм о Хрущеве вроде бы должен был показать, что и его, политика, «добивали». Но показал другое: как не умеет человек из поколения кино­ и телепублицистов, привыкших к «стебу» вместо юмора, к прямым издевкам вместо тонких намеков, рассказывать истории из родной истории. Власть, оставшаяся в памяти жителей страны, была живее и интереснее, чем попытка поиграть с этой памятью. Татьяна ЗЛОТНИКОВА, доктор искусствоведения.