Ярославская областная ежедневная газета Северный Край, среда, 16 апреля 2003
Адрес статьи: http://www.sevkray.ru/news/11/43026/
рубрика: Происшествия
Автор: Татьяна ЕГОРОВА.
Ровно 390 лет назад, 16 апреля 1613 года, из Ярославля в Москву тронулся обоз. Боярыня в черном, ехавшая с сыном-подростком, челядью, сундуками и казаками в охране, долго оглядывалась на купола ярославских церквей. Молилась: "Господи, помоги. Не оставь своей милостью!"
Материнское сердце чуткое, оно будто знало что-то, томило, звало вернуться назад, в Кострому, откуда они выехали в первых числах марта. В Ярославле собирались остановиться ненадолго, а пробыли больше месяца - то ли в ожидании, когда раскисшие под весенним солнышком дороги хоть немного выморозит ночными холодами, то ли потому, что боярыня никак не могла решить, ехать ей дальше или нет. Придумывала разные предлоги, посылала вперед гонцов с письмами, потом ждала ответы. Словно предчувствовала и судьбу сына, и его потомков на сотни лет вперед - судьбу, ожидавшую их в столице. Имя путешественницы в монашеской одежде - Марфа (Мария). Под этим именем она вошла в историю. Но вообще-то она Ксения. А сын у нее Михаил. Шестнадцатилетний Михаил Федорович Романов, которого мать по зову влиятельной родни и боярства везет в столицу, дабы он, избранный собором на царство, занял оказавшийся вдруг ничьим московский престол. В Ярославле Ксения будто специально тянула время. Изобретала житейски хозяйственные заботы, в письмах ее из Ярославля они выстраивались в длинный ряд, конца которому не было видно. Подготовлены ли в Москве покои для будущего государя? Достаточно ли там припасов? Обеспечен ли порядок при въезде в столицу? Продумали или нет, чем кормить-поить служивых людей и "откуда брать запасу"? Характер вопросов говорит, впрочем, еще об одном: не было рядом с ней верного человека, который позаботился бы обо всем подобном. Одна посреди обескровленной смутой холодной России, без душевной опоры, без собственного дома, одна на целом свете. Личность Ксении-Марфы впоследствии оказалась как бы в тени венценосного сына. Помнят ее в основном историки. Вот эту несправедливость, поворошив старые книги, и хочется исправить, тем более, что род ее тесно связан с ярославскими краями. Ксения Ивановна происходила из боярского рода Шестовых. Род этот вел свое начало от общего предка с боярами Морозовыми, который прославился в бою с немцами на Неве еще при Александре Невском. Один из предков получил прозвище Шест, внук его Василий Шестов стал дедом Ксении Ивановны и прадедом царя Михаила Федоровича. Несмотря на глубокие корни, Шестовы считались сравнительно незнатными боярами. Правда, они были довольно крупными землевладельцами с вотчинами, расположенными главным образом в Костромском уезде. Это по старому административному делению. Однако сохранился перечень 24 деревень, составлявших вотчину деда Ксении Ивановны, когда она, уже инокиня, мать первого государя из рода Романовых, передавала ее в московский Ново-Спасский монастырь. Многие деревни из вотчины Шестовых, как видно из перечня, сегодня находятся на территории Некрасовского района Ярославской области. В том числе деревня Рыбино, сейчас Рыбницы, родные места скульптора А. М. Опекушина, где он и похоронен. Интересно, знал ли Александр Михайлович Опекушин, на счету которого несколько памятников русским царям, что он родился на земле, находившейся в вотчине родоначальницы династии Романовых? И знали ли об этом сами Романовы? Однако вернемся к Ксении Ивановне. Год рождения ее неизвестен. В брак вступила приблизительно в 1585 году. Муж - Федор Никитич Романов, он же патриарх Филарет, в то время, когда она везла сына на московское царство, находился в польском плену. Много пережила к тому времени и сама Ксения Ивановна - хватило бы не на одну шекспировскую трагедию. Борис Годунов в 1601 году постриг и сослал в монастырь мужа и ее саму. Разлученная с супругом, она отбывала заточение в глухом Заонежье, в затерянном в лесах Егорьевском погосте. Из ссылки освобождена после вступления на престол Лжедмитрия I. Сразу поспешила в Ростов, к сыну и мужу - Филарет в то время был там митрополитом. Но семья воссоединилась ненадолго. Филарета взял в плен Лжедмитрий II ("тушинский вор"), и Ксения вместе с сыном перебралась в Москву под защиту брата Филарета - Ивана Никитича Романова. Там вскоре они все вместе оказались заложниками поляков в окруженном Китай-городе и Московском Кремле. Говорят, сидя там, Ксения с деверем склонялись к поддержке королевича Владислава (сына короля Сигизмунда) в качестве кандидата на русский престол. Во всяком случае она не вышла из Кремля, когда казаки и земское ополчение взяли Китай-город и поляки приказали сидевшим с ними женщинам и детям выйти. Хотя возможно, она просто не желала расставаться с горячо любимым сыном, которого поляки не хотели отпускать. В результате пришлось провести в осаде еще месяц - они вышли из Кремля только после сдачи польского гарнизона. Сразу после освобождения Москвы от поляков мать с сыном выехали в Кострому, по соседству с которой, как уже упомянуто, находились старинные вотчины рода Шестовых. На их обитателей можно было положиться в случае опасности, да и поступавшие отсюда доходы могли пригодиться. В Костроме мать и сын жили то в собственном доме, то в Ипатьевском монастыре, где для них были отделаны кельи. И вот однажды сюда прибыло московское посольство с приглашением Михаила Федоровича на царство. Ксения и Михаил сразу решительно отказались. Переговоры, а точнее - уговоры, шли шесть часов. Романовы сдались только после угрозы, что Бог взыщет на них конечное разорение государства. За этими словами слышалась угроза отнюдь не божественная. Приглашение собора пришлось принять. Отсюда, из Ипатьевского монастыря, они и двинулись в Москву через Ярославль. Дорога лежала длинная, и вообще все выглядело совсем не так, как представляется, когда слышишь слова "посольство", "собор", "звали на царство". Погода стояла серая: хмурое небо, дождь пополам со снегом. Сохранилось письмо Михаила: "Подвод мало и служилые люди худы. Стрельцы, казаки и дворовые идут пешком..." Вот так начиналась дорога Романовых к российскому престолу. Им предстояло идти по ней больше трехсот лет.