Утренняя тяга

В лесу, где мы собираемся стоять на вечерней тяге, готовим место ночёвки. До вечера ещё далеко, и мы, не спеша, разбиваем лагерь. Снег недавно сошёл, земля в лесу ещё мокрая, сухое место найти трудно. Мы с Валентином и моим четырнадцатилетним сыном Димкой из веток и лесного хлама выкладываем площадки – лежаки, на которых будем спать. В это время Олег собирает дрова, разводит костёр.

Пока готовили стоянку, солнце склонилось к земле, а лес всё больше наполнялся птичьими голосами. Пора было занимать места в лесу, которые мы успели предусмотрительно приметить. Мы разошлись по своим полянкам и стали ждать вечернюю тягу вальдшнепов. А пока она не началась, стоим и любуемся красивой вечерней зарёй, вслушиваемся в многоголосое пение птиц и стараемся среди этого гомона уловить тихий, едва различимый звук, совсем не похожий на птичий, с которым вальдшнеп летает над лесом.

Вздрагиваем от далёких выстрелов, звуки которых красиво раскатываются по лесу, переливаясь и не сразу затихая. И вот стороной протянул первый вальдшнеп, потом другой – начался долгожданный лёт таинственных длинноклювых лесных куликов. Мы в азарте стреляем и чаще промахиваемся, чем попадаем в птицу. Кому-то из нас повезло больше, кому-то меньше, но нескольких вальдшнепов мы убили.

С темнотой лес замолкает. Собравшись у костра, возбуждённо делимся впечатлениями. Тут Валя говорит, что он прочитал в одной книге о неплохой утренней тяге и хочет пойти утром постоять на ней и проверить – так ли это. Нас с Олегом его рассказ не воодушевил, и мы решили, что утром будем спать.

И спим, поворачиваясь с боку на бок к теплу костра. Под самое утро я почувствовал лицом жар, а через закрытые веки увидел пламя. Вскакиваю, ничего не могу понять – кругом огонь и никого нет.

Потом я разглядел, что в огне спиной к костру лежат Олег и Димка, а под ними – пылает солома. Вспыхнула факелом солома и на том месте, где я лежал. Я закричал:

– Горим! Горим! – и стал пинать ногами Олега и Димку.

Олег, как демон, выпрыгнул из огня и, сообразив, в чём дело, стал выкидывать из пламени наши вещи. Сонного Димку я с трудом сумел поставить на ноги. На нём уже горела одежда, и он не мог расстегнуть пуговицы, чтобы снять её. Замерзшие пальцы не слушались. Я развернул его спиной к себе и обомлел – вся спина была красная, как раскалённые угли. Это горела вата. Жар ещё не добрался до тела, но вот-вот доберётся. Мне стало страшно. Нужно было немедленно снимать одежду. Я схватил двумя руками за ворот фуфайки, пальцы мои погрузились в горящую вату, и я что было сил рванул полы в разные стороны. Пуговицы с треском разлетелись. Вторым рывком я содрал фуфайку с Димкиных плеч, а он просто стоял, всё ещё не понимая толком, что происходит.

Никто из нас не успел обгореть. Только со всех моих пальцев, с их подушечек, с лопнувших волдырей тут же слезла кожа.

Когда к костру из леса подошёл Валя, догорали наши лежаки, а мы подсчитывали потери. Валя посмотрел печально на всё и сказал:

– Мужики, простите меня! Мне вас было так жалко. Было холодно, а вы так хорошо спали, потому что я всю ночь поддерживал костёр. А когда пошёл на тягу, положил в него побольше дров, чтобы вам и без меня было хорошо. Ну, простите!

Простили. Доброго Валю за всё можно простить.

А утренней тяги не было.