Ольга Кабо желает нам веры в себя

Вслед за показом в последний день зимы постановки театра Романа Виктюка «Маленькие супружеские игры» театр Моссовета 10 марта представит самую знаменитую пьесу Запольской «Мораль пани Дульской» – постановку худрука театра Павла Хомского для бенефиса народной артистки России Валентины Талызиной. По приглашению столичного театрально-концертного агент­ства Татьяны Ефремовой, готовящего однодневную ярославскую гастроль, наш корреспондент посмотрел «Мораль пани Дульской» на сцене стационара на Большой Садовой.

В тот же вечер он беседовал с исполнительницами ролей. Своё веское слово о театре и о жизни ещё скажет в нашей газете Валентина Талызина (беседу с ней читайте в одном из первых мартов­ских номеров «Северного края»), а сегодня предлагаем интервью с её партнёршей по спектаклю, известной актрисой театра и кино Ольгой КАБО.

– Почти стихами заговорили. А для нас-то, актёров, всё гораздо проще. Приходим сюда не отдыхать – вкалывать. А то, что место действительно «намолённое», что же тут плохого? По крайней мере знаешь, к чему стремиться. А завышенное самомнение в такой, как вы говорите, «обстановке» окружающим бывает особенно видно. Так что с этим поосторожней. Храм и есть храм.

– Родственницу заглавной героини, привыкшей всех в доме держать под каблуком. Моя пани Юльясевич – прожжённая светская интриганка, знающая, что почём в этой жизни и что любой позор можно «прикрыть деньгами». Именно она и предлагает выход из щепетильного положения, когда в таком с виду благопристойном доме Дульских разразился семейный скандал, всерьёз угрожающий их репутации в городе.

– Когда прочла пьесу, подумала: какой нафталин, жизнь-то вокруг совсем другая, несётся вскачь, едва за ней успеваешь. Но постановщик спектакля Павел Иосифович Хомский так круто развернул пьесу, что история стала интересной и всем понятной сегодня. Спектакль с удовольствием смотрит и молодое поколение. Моя огненно-рыжая пани змея змеёй, как того добивался режиссёр, мягко обволакивает, а в последний момент жалит, и дама она, без сомнения, порочная. Всё же я бы советовала моим сверстникам да и всем остальным повнимательней к ней присмотреться – умеет же ведь добиваться своего в жизни, крепко взяла её в свои руки. Тоже своего рода урок нам, не правда ли?

– И не раз. Самое памятное, пожалуй, когда я лет двадцать назад впервые попала в ваш город с режиссёром, насколько мне известно, коренным ярославцем Леонидом Дербенёвым. Приехали мы тогда на съёмки картины «Чёрный коридор» по повести Тендрякова «60 свечей» с Иннокентием Михайловичем Смоктуновским в главной роли. Играла возлюбленную его героя. Он эту девушку любил когда-то в юности и предал свою любовь. В кадре нам встретиться не довелось, но съёмки проходили в одних и тех же местах. Сперва я шла с героем Смоктуновского, ещё мальчиком, потом на той же тропке много лет спустя появлялся этот человек со своими мучительными раздумьями о несбывшемся. Иннокентий Михайлович как-то очень тепло ко мне отнёсся. Говорил хорошие слова о смысле творчества, о том, в каком мире мы живём. И почти всё из того, что услышала я от великого артиста, уже подтвердилось. В следующий раз несколько лет спустя я приезжала в Ярославль со съёмочной группой американского фильма «Бегущий по льду». Жили здесь несколько месяцев, снимали и в городе, и в его окрестностях. По выходным гуляла по набережным, по волжской Стрелке, в старом посаде от храма к храму. У вас исторический центр такой тихий и просторный, такой светлый от этого простора. Там хорошо вдали от суеты сует бродить, думая о чём-то своём.

– В триллере «Похороны крыс» я получила роль совсем уж неожиданную – жестокой предводительницы женщин, тренирующих крыс, чтобы мстить мужчинам за былые обиды. Время действия – далёкое средневековье. Гримёры немало сил отдали на то, чтобы я была не похожа на себя. Мама рассказывала, что когда пришла на съёмки, то меня не узнала, дескать, понимаю, что ты где-то здесь должна быть, только не могу понять где.

– Не вредно ли?.. Меня ещё об этом не спрашивали. Знающие люди говорят, что в таких случаях ты действительно проявляешься в собственных недостатках. Если так, то следует из этого, уверена, только то, что, пользуясь случаем, надо попробовать, как на сеансе психоаналитика с этими «недостатками» расстаться, и навсегда.

– Они там строже относятся к актёрскому мастерству. Контракт на съёмки с моими обязательствами был на двадцать страниц, включая, например, владение, причём без акцента, английской речью. Артисты в Голливуде знают, что нужно камере, не станут затрачивать душу, если того не требуется по смыслу эпизода.

– Согласна. И ещё. Для актёра там слова «время – деньги» – повседневный рабочий термин. Мой американский коллега мобилен и расчётлив. Если мне на репетициях могло показаться, что партнёр играет, допустим, «суховато», то на экране я чаще всего этого не замечала, а иногда ловила себя на мысли: а ведь гениально сыграно. Такой простоте выявления глубин психики у Голливуда тоже неплохо бы поучиться. Правда, бывает, ловлю себя на грустной мысли: не уходит ли при этом из нашего творчества что-то духовное?

– Не забываю сегодня наставления моего учителя по ВГИКу Сергея Фёдоровича Бондарчука о том, что актёр должен быть хозяином своей роли – имел в виду наши творческие способности в широком смысле. Но с тех пор так много произошло интересного в моей жизни, что о каскадёрстве вспоминаю всё реже. После рождения дочери берегу себя. А вот с конным спортом дружу. Готовлюсь сейчас к весеннему турниру по выездке. Каждое воскресенье с десятилетней дочкой Таней стараемся проводить в конно-спортивном клубе «Отрада». От общения с этим дивным животным получаем огроменное удовольствие. Когда летишь в галопе, все грустные мысли улетучиваются. На турнире в «Отраде» у нас будет театрализованный номер на музыку Минкуса и Бизе, мы назвали его «Страсти по Кармен». Выезжаем на лошадях, потом я соскакиваю с седла и танцую фламенко. Азы этого древнего танца давал мне не кто иной, как звезда балета Гедиминас Таранда, мой партнёр по спектаклю «Учитель танцев». Кое-что – пластику, жест, взгляд, поворот головы – подсказали великие испанские живописцы Рибейра, Гойя, Сурбаран.

– Если это намёк на мою учёбу на отделении искусств истфака МГУ, то, вероятно, огорчу ваших читателей. Дела у меня столько в театре и кино, что явление народу дипломированного искусствоведа в моём лице немного задерживается. В музеях, на выставках стараюсь не пропускать вернисажей. Черпаю на них силы для творчества, для жизни. Если позволит время перед спектаклем в Ярославле, обязательно схожу в художественный музей – много о нём слышала.

– Имею в виду то, что помогает установить гармонию, тишину в душе. Зависит от этого и как ты выглядишь. Все наши заморочки у нас на лице. Против этого, как известно, есть много чисто женских хитростей. А главное, чтобы человек не давал волю зависти и злобе, не был глух к бедам и обидам других. Тогда и стариться он будет красиво.

– Упаси Боже, такого рецепта не существует. Конечно, когда дети ещё маленькие, они – как губка, и то, что они впитывают в себя в первые годы, сохраняется на всю жизнь. Каждая мать знает, должна знать, что идти надо от ребёнка, он сам тебя направит. Моя Таня занимается в академии хореографии при Большом театре. Она – личность, и это был её выбор. Теперь я вижу, что дочь у меня человек ответ­ственный. Может, как всякий ребёнок, капризничать: хочется съесть лишнюю конфету, а нельзя. Говоришь ей: Танечка, всё в твоих руках. Она слушает меня, расстраивается. Но конфету не берёт. Педагоги отдают должное её упорству. Как раз сегодня у нас первый выход на сцену Большого театра в спектакле «Сильфида» – в роли эльфа, а лучше сказать, эльфочки. Жаль, что из-за моего спектакля я этого не увижу. Моя мама будет смотреть «Сильфиду» из зала, и мы потом всё обсудим.

– Пожалуйста.

На листке бумаги Ольга Кабо написала: «Читателям газеты «Северный край» с пожеланиями радости, добра и веры в себя».