Ярославская областная ежедневная газета Северный Край, вторник, 25 июня 2002
Адрес статьи: http://www.sevkray.ru/news/3/28673/

Ярославская поэтическая антология

рубрика: Культура

Константин Бальмонд 1867-1942


* * * Мне говорила мать моя, Что в том едином первочасье Не закричал, родившись, я, А был в таинственном безгласье. Мой первый час – не первый крик, А первый долгий миг молчанья, Как будто слушал я родник, Напев нездешнего звучанья. И мать сказала: «Он умрет», Она заплакала невольно. Но жив, живет певучим тот, Кто тайну слушал безглагольно. Не собираемся отбирать его у наших соседей-ивановцев. Но ведь человек жил немного в Ярославле, учился в Демидовском лицее; здесь выпустил в 1890 году первую свою стихотворную книжку и предал ее огню ввиду неудачливости дебюта. Родился Константин Дмитриевич Бальмонт в деревне Гумнищи Шуйского уезда Владимирской тогда губернии. Отнюдь не французское начало звучит в его фамилии – такое преломление получила со временем предковская фамильная кличка Баламут. Вполне баламутно поступил поэт, когда в Москве в горячке семейной ссоры выпрыгнул от своей первой жены с третьего этажа. Хорошо, что остался жив. Однако навсегда обрел «байроновскую» хромоту. Бальмонт – один из зачинателей русского поэтического символизма. Он стал удивительно музыкальным, возвышенно-мечтательным лириком. Блок назвал его поэтом с утренней душой. В пору гражданско-классовых столкновений в России надземный романтик вдруг декларативно погрузился в политическую конкретику, стал воспевать пролетарскую революцию. Когда же она победила, то от ее порядков убежал подальше за рубеж. Жил во Франции, подружился там с Мариной Цветаевой. Еще раньше одним из ближайших его друзей был Максимилиан Волошин. Много ездил по миру, переводил французских, английских, испанских поэтов. Тосковал о России. Но вернуться не пришлось. Умер в предместье Парижа, там и похоронен. Благовещенье в Москве Благовещенье и свет, Вербы забелели. Или точно горя нет, Право, в самом деле? Благовестие и смех, Закраснели почки. И на улицах у всех Синие цветочки. Сколько синеньких цветков Отнято у снега! Снова мир и свеж и нов, И повсюду – нега. Вижу старую Москву В молодом уборе. Я смеюсь и я живу – Солнце в каждом взоре. От старинного Кремля Звон плывет волною. А во рвах живет земля Молодой травою. В чуть пробившейся траве Сон весны и лета. Благовещенье в Москве – Это праздник света! Майя В темной пещере задумчивый йоги, Маг-заклинатель, бледней мертвеца, Что-то шептал, и властительно-строги Были черты сверхземного лица. Мантру читал он, святое моленье; Только прочел – и пред ним, как во сне, Стали качаться, носиться виденья, Стали кружиться в ночной тишине. Тени, и люди, и боги, и звери, Время, пространство, причина и цель, Пышность восторга и сумрак потери, Смерть на мгновенье, и вновь колыбель. Ткань без предела, картина без рамы, Сонмы враждебных бесчисленных «я», Мрак отпаденья от вечного Брамы, Ужас мучительный, сон бытия. К самому небу возносятся горы, Рушится с гулом утес на утес, Топот и ропот, мольбы и укоры, Тысячи быстрых и звонких колес. Бешено мчатся и люди и боги... «Майя! О, Майя! Лучистый обман! Жизнь – для незнающих, призрак – для йоги, Майя – бездушный немой океан!»