Ярославская областная ежедневная газета Северный Край, среда, 06 ноября 2002
Адрес статьи: http://www.sevkray.ru/news/3/32567/
рубрика: Культура
Автор: Марина НИКИТИНА.
Фотографии: Вячеслав ЮРАСОВ.
Многие в Борисоглебском считают его чудаком: «Петрович, тебе уж помирать пора, а ты все сад деревьями да кустами засаживаешь!» Лучистые глаза Бориса Петровича Широкова искрятся от смеха: «Да как они не понимают, я хочу и буду жить, а деревья – это же будущее!» И без пафоса говорит, что любовь к природе у него в крови, от предков, а вот цену жизни по-настоящему узнал, когда тяжелораненым попал в немецкий плен.
Земляника в снегу Дом Бориса Петровича найти просто – наверное, любой мальчишка укажет. Ведь здесь гостя всегда угостят яблоками, маньчжурским орехом или более привычным для наших мест его собратом – лесным орехом. – Да мне не жалко, приходите. Правда, в этом году неурожай: ни яблок, ни земляники не было. А обычно я по осени корзинки в соседнюю с домом библиотеку выставляю, чтобы детишки лакомились. Чего только нет в саду Бориса Петровича. Отдельный предмет гордости – земляника. Из двадцати разводимых раньше сортов наш садовод оставил только два. Но каких! Пожалуй, даже завзятые садоводы поспешат обвинить меня в клевете, но ровно год назад, в ноябре, Борис Петрович варил... варенье. Ягода у него особенная – приносит урожай до поздней осени. По такому случаю и вышел как-то презабавный случай. Перед ноябрьскими праздниками зашел к Борису Петровичу старинный друг, управляющий банком. – Ну что, садовод, хоть бы угостил меня чем-нибудь, – и направляется к грядке моркови. – Да брось ты ее, вон лучше ягод набери, – Борис Петрович подводит изумленного приятеля к кустикам земляники, где, словно насмешка над природой, среди зелени алели капельки ягод. Немного придя в себя, товарищ под ахи-вздохи набрал стакан и вместе с ним спешно удалился. А после праздников приглашает садовода в гости. Борис Петрович приходит, а у приятеля уже и стол накрыт. Оказывается, благодаря земляничному чуду тот только за праздничные дни выиграл на спор бутылку коньяка и еще несколько – водки. В то, что зимой в лес по ягоды ходят, ни один здравомыслящий человек верить не хотел, потому со спокойной душой и соглашался на пари. Такую особенную землянику Борис Петрович отыскал еще в середине пятидесятых на сельскохозяйственной выставке в Москве. «Настоящие русаки» Борис Петрович практически ровесник революции, всего на один год ее младше. Тягот постреволюционных лет семье пришлось хлебнуть в полной мере: отец погиб в гражданскую, матери пришлось «тянуть» трех иждивенцев – двух сыновей и бабку. Хоть и не видел Борис отца, память о нем хранит. С особой бережностью достает из серванта фарфоровую сахарницу Кузнецовской фабрики. Этот набор посуды отец подарил матери Бориса на рождение первенца. Борис Петрович говорит, что каждый «русак» должен знать свою историю. Поэтому всех своих «прапрапра» он помнит по имени-отчеству и о каждом расскажет свою историю. Вспоминает дом в соседнем Шипине, построенный еще его прапрапрадедом. Тот держал постоялый двор, огромный, около восьмидесяти метров в длину. Деревня находилась на торговом пути в Углич, и выгода от заезжих купцов была немалая. Те выбирали их подворье по причине дешевизны «посадочных» мест. Сейчас их дом вполне может справлять двухсотлетие – ему оказались не страшны ни годы, ни люди, ни пожары. В роду Широковых было много долгожителей, тех самых «настоящих русаков»: 94, 95, 96 лет. А дед в девяносто пять здоровые кряжи ворочал – уголь заготавливал. Такое долголетие Борис Петрович объясняет близостью к земле, природе: – Меня сколько раз звали в город, и в Питер, и в Ярославль. Как же я туда поеду, ведь там даже травинку среди асфальта трудно увидать. Работаешь здесь и годов не замечаешь. Удивительно, но в устах этого человека слова о любви к родине, предкам, русской природе кажутся естественными, лишенными какого бы то ни было пафоса. Не случайно после четырехлетнего плена в фашистской Германии Борис Петрович вопреки всем предложениям эмигрировать в Австралию вернулся к себе домой. На войне как на войне А воевать за родную землю он был готов всегда. Только чудом не оказался на финской войне. Зато Отечественную Борис Петрович встретил одним из первых. Он служил в пограничных войсках недалеко от Брест-Литовска и хорошо запомнил повсеместное отступление: – Мы очень долго сопротивлялись. Тогда уже и Киев был захвачен, а Западная Белоруссия все воевала. Но в начале августа после горячего боя попал я в плен в беспамятстве. До сих пор отчетливо помню все происходившее перед этим. Немец бросает гранату. Та летит, падает, взрывается. Итог – серьезное ранение и контузия. Сам ветеран соглашается, что чудом тогда выжил. Ведь с пленными особо не церемонились. Едва запнулся, упал – стреляют. А товарищи, сами изможденные, тащили его на руках. Потом четыре года изнуряющей работы в Германии на цементном заводе, на промывке нефтяных баков, на сельхозработах у разных помещиков. Дважды пытался бежать. Первый раз – в 1943 году по дороге в Данциг: – Нас перевозили в товарном вагоне. Мы вчетвером отжали дверь и выпрыгнули. Но расчет оказался неверен: думали, что состав уже пересек Вислу. А оказалось, что нет. Переплывать же весеннюю Вислу, разлившуюся больше чем на километр, никто не решился. Шесть дней блуждали по лесу в поисках лодки. Устав от голода и холода, двое товарищей пошли сдаваться. А вскоре и нас повязали и отправили в концлагерь в Торн. Вторую попытку побега Широков предпринял уже в самом конце войны, когда его в составе большой группы военнопленных погнали, по официальной версии, «восстанавливать аэродром около города Ольденбурга», а в действительности – на смерть. Их заставляли сначала ставить мины, а потом по ним идти. Побег удался в конце апреля, а после больше месяца Борис с товарищами блуждали по лесу. Однажды наткнулись на машину с поляками. Только тогда и узнали, что война уже закончилась. Диковинный сад Домой Борис Петрович еще около года не возвращался. Сначала приехало в фильтрационный лагерь начальство. Спросили, кто кровью готов искупить вину – требовались добровольцы на войну с Японией. Широков – шаг вперед. Только дорога на Дальний Восток была заказана. Узнав, что он разбирается в бухгалтерии, его оставили служить на западной границе. Страх причинить вред родным своим «званием» бывшего военнопленного оказался настолько силен, что написал домой Борис лишь поздней осенью 45-го. Да и писал не жене, а дяде и не от себя, а от имени сослуживца. Только после многих перипетий, взаимных писем в Борисоглебский и обратно ответил уже от своего имени. Сразу по возвращении Борис Петрович решил заложить сад. Хотя саженцы тогда нигде не продавались, от давно задуманного отказываться не хотелось. Стал приносить из леса дички, которые отбирал по особой методе: – Надо, чтоб рукам ветки такого дерева приглянулись. Если у яблоньки-дичка ветки гибкие, эластичные – бери. А то, что плоды мелкие, не беда. Я на это свой секрет имею. Пересади деревце раза два-три с места на место, и яблоки будут – не оторваться. С яблонями Борис Петрович много экспериментировал. К основному стволу прививал подвои самых различных сортов. И сейчас на каждом дереве вызревает по по восемь – тринадцать разновидностей яблок. А вот вишневые деревья попали из садов заброшенной соседней деревни. Борис Петрович вспоминает, что перетаскал тогда около пятидесяти саженцев, прежде чем отобрал нужные. Вообще же комплектация сада шла, скорее всего, по воле случая, чем по усмотрению рачительного хозяина. То соседи принесут таинственное растение, то Борис Петрович углядит на выставке что-нибудь экзотическое. Так и оказались у него в саду вперемешку с привычными дачными питомцами китайский лимонник, лещина, каштаны, кедр и даже маньчжурский орех. Глядя на огромной высоты деревья, пережившие не одно поколение людей, думаешь: не зря говорят, что самый заметный след, который человек может оставить на земле, – это посаженное им дерево. Борис Петрович Широков вырастил его не только рядом с домом, но и в своей душе. Помните у Сент-Экзюпери: «И приближаясь к смерти, чувствовать не ее леденящее дыхание, а дрожь мерцающих звезд у себя в руках». Фото Вячеслава ЮРАСОВА.