Ярославская областная ежедневная газета Северный Край, суббота, 06 апреля 2002
Адрес статьи: http://www.sevkray.ru/news/3/35900/

На мельнице богов

рубрика: Культура
Автор: Евгений ЕРМОЛИН.

Есть такой нехитрый зачин: заинтриговать публику вопросом, на который у нее заведомо нет ответа. Например: «Антифол Сиракузский, Баба Яга, Илья Муромец, Индийский Петух, герцог Бекингем. Что их объединяет?»


...Незачем зря интриговать читателя. Мною перечислены роли актера театра имени Волкова Владимира Балашова. Только некоторые из них (общее же число перешагнуло уже за четыре десятка). А теперь прошу обратить внимание на то, что использованный прием не самоценен. Он позволяет осознать широчайший творческий диапазон этого актера. Балашов – редкий артист. Артист на почти любую роль. Он хорош и в трагедии, и в комедии. Как герой-любовник и как шут (и буквально как Шут – в «Короле Лире»). Эта творческая пластичность – первая характерная черта актера. Есть и вторая. Особая, трудно постижимая способность притягивать к себе действие, оказываться в его центре. Бывает, роль неглавная – а Балашов в ней беззаконно доминирует на сцене, затмевая партнеров. Хорошо это или плохо, но это так. И не случайно, должно быть, режиссеры начали считаться с этим качеством актера. Ну а поклонниц Балашова это только радует. За плечами – Ярославский театральный институт, Белгородский театр, Ярославский ТЮЗ. (Странно и дико, что его не сразу оценили в волковских стенах.) Но трудно сомневаться: именно на сцене Волковского театра Владимир Балашов состоялся. Здесь его ударная вахта. Больше того, он – наихарактернейший представитель своего артистического поколения в нашей академиче-ской драме. Того поколения, которое все увереннее берет на себя и бремя репертуара, и ответственность за судьбу театра. В пору своей творческой зрелости Балашов готов претендовать на многое. Он упрямо и целеустремленно ищет и находит себя. Кто будет спорить – запомнились, волнуют, дразнят и раздражают его Федериго в «Декамероне», царевич Алексей в «Детоубийце», Лукашка в «Кавказ-ском романе», Осип в «Платонове», Вольфганг Клаузен в «Перед заходом солнца», король Альфонсо в «Фермозе»... Его роли – в известном смысле визитная карточка театра. И не потому, что они – уж самые-рассамые. Этого я не берусь утверждать. А просто в них есть ядреная волков-ская соль, есть стиль и почерк, которые мы привычно связываем с театральной манерой Дома Волкова. То, что прижилось на этой трудной, громадной сцене. Укрупненный масштаб, широкий жест, аффектированный тон. Сочные, как импортный персик, краски, густые, как деревенская сметана. Яркость и блеск. Блеск и яркость. Балашов на сцене способен на кипучую страсть. Это всегда редкость, а особенно в наше сероватое время, бедное на подвиги и безумства. И эту способность актера постановщики эксплуатируют напропалую. Но настоящее его ролевое пространство, как мне кажется, – даже не романтика, а декаданс. Его стержневые роли – там, где страсть граничит с капризом и прихотью, где царят эксцентрика и эгоцентрика, в мире откровенного театрального гротеска. Здесь ему мало равных. Неврастения, вплоть до психоза, бесстыдное самообнажение, изощренный садомазохизм, воинственная брутальность, тотальная амбивалентность и даже скользкая перверсивность... Таких ролей у него, увы, мало. Такая экстремальная драматургия в театре имени Волкова не очень-то в ходу. Поэтому во многих самых интересных своих работах Балашов, на мой взгляд, не вполне себе равен. А может, он и сам себя не знает? Поэтому иногда кажется, что его самовлюбленные деспоты, обидчивые простолюдины, плаксивые аристократы, гордые разночинцы – только недурные заместители того, кого мы еще должны однажды дождаться. Медленно мельницы мелют богов, но уверенно мелют. Фото Сергея МЕТЕЛИЦЫ.