Ярославская областная ежедневная газета Северный Край, среда, 19 февраля 2003
Адрес статьи: http://www.sevkray.ru/news/3/41674/
рубрика: Культура
24 февраля в Ярославль приезжает Александр Розенбаум. Нет нужды представлять этого артиста. Он давно уже завоевал, скажем без преувеличения, известность во всех концах страны. Имена многих его модных современников вспыхивали и гасли, погрузившись в реку забвения. А вот мелодии Александра Розенбаума живут в памяти людей и по-прежнему с успехом звучат на концертной эстраде. Многие песни Розенбаума уже можно называть народными, как песни Окуджавы и Высоцкого.
– Александр Яковлевич, песен вы написали множество: одесские, казачьи, ленинградские, военные, рок-баллады... Хочется быть разным? – Я музыкант, в искусство пришел «от нотного листа». Учился в музыкальной школе, потом в училище. Играл Бетховена, Баха, этюды Черни – все как положено. Песни сразу стал писать достаточно профессионально. В своей музыке могу выискать элементы симфонизма, средневековых фуг и русского фольклора, цыганского мелоса. До сих пор люблю «Битлз», Высоцкого, раннего Окуджаву. И до сих пор не понимаю, когда музыку разделяют на «тяжелую» и «легкую», классическую и эстрадную. Есть музыка хорошая – и плохая, с мыслью – и безмозглая. – Говорят, в детстве вы занимались музыкой из-под палки? – С пяти лет до четырнадцати – только так. И очень благодарен матери, которая заставила меня закончить музыкальную школу. – Кого из музыкантов вы выбрали бы себе в педагоги? – Сейчас? В первую очередь назвал бы Володю Спивакова. – А с кем из коллег сыграли бы джем-сэйшн? – С «Машиной времени», с Клэптоном, с «черными» музыкантами, неважно с какими. – Пишете вы легко? – По-разному. Бывает – очень трудно, а иногда – как удар, какое-то наитие. Остается только записать. А бывает, сажусь, начинаю перебирать струны или клавиши – и что-то может возникнуть. С возрастом я понял: сегодня пишется – и слава Богу! – Когда к вам пришел первый успех? – Когда я поступил в ленинградский Первый медицинский институт (у нас в семье все его заканчивали). Любая работа, любое веселье без меня не обходились, в художественной самодеятельности я был незаменим. – Тогда и появился ваш знаменитый «одесский» цикл? – «Одесские» песни я писал к студенческим капустникам. Не могу теперь, в свои пятьдесят, понять, как сумел тот мальчик придумать «Гоп-стоп», «Фраера» и многое другое, не будучи пацаном из бандитского двора, бывшим зэком и одесситом. Я каким-то чудом влез в чужую «шкуру». Мой герой тех лет Сэмен, эдакий одесский Робин Гуд, близок мне и нынче, я его люблю. – У властей вы в особом почете никогда не были. Как удалось пробиться? – В 1982 году я записал на пленку с братьями Жемчужными «одесские» песни и через месяц стал знаменит на всю страну. Но оплеух было – как грязи. Я семь лет работал без афиши: просто «автор-исполнитель на эстраде». И моя публика уже знала: если в программе концерта стоит такое «инкогнито», стало быть, жди Розенбаума – Как выстояли? – На большую сцену я пришел взрослым, тридцатилетним человеком – со знанием людей, жизни, смерти, крови, слез и смеха. У меня была профессия реаниматолога-анестезиолога. Может быть, поэтому на сцене я – профессиональный экстремалыцик. – Говорят, у вашей гитары какой-то особый музыкальный строй? – Действительно, я настраиваю двенадцатиструнную гитару на семиструнный лад без пятой струны. По нотам получается: «ре-си-соль-ре-соль-ре». Отыграл на этом строе уже лет сорок. Думаю, не издать ли свою нотную школу? – А кто научил вас играть на гитаре? – Когда-то был такой гитарист – Михаил Минин, который аккомпанировал еще Варе Паниной. Он жил в одной из комнат нашей большой коммунальной квартиры, показал мне три-четыре аккорда на семиструнке. – Сейчас у вас девять гитар, одна даже висит в «Хард-Рок Кафе» в Вашингтоне. Любимая есть? – Основная моя концертная гитара – американская «Овэйшен», играю на ней года с восемьдесят седьмого. Это как любимая жена, к которой всегда возвращаешься: ни один из моих инструментов не знает меня так, как она. – Четыре года назад вышла ваша книга стихов «Белая птица удачи». Продолжение следует? – Новая книга – в работе. Назвал ее «Синяя птица мечты». – Розенбаум – поэт, музыкант, артист. Он же – вице-президент питерского АО «Великий город», совладелец ресторанов. Как это в вас уживается? – Никто же не спрашивает Паваротти, не мешает ли ему петь ресторан, в который он вложил деньги. И у Сталлоне с Брюсом Уиллисом и Шварценеггером не выясняют, не помеха ли им в съемках сеть ресторанов «Планета Голливуд». Я вложил деньги в магазин и два ресторана: один в Нью-Йорке, другой в Санкт-Петербурге. Но сам бизнесом не занимаюсь, иначе пришлось бы покончить с искусством и повесить гитару на гвоздь. В АО «Великий город» я возглавляю гастрольно-концертный отдел. Вот это – мое! – Почему в ваших песнях так остра тема одиночества? – Чем человек известнее, публичнее, тем он более одинок, наверное. Часто предпочитаешь быть одиноким, чтобы никого не утомлять своими проблемами и не пытаться преодолеть непреодолимое. – Что вам мешает в себе самом? – Неуемность, наверное. Иногда – желание помочь сразу всем. А всем сразу помочь нельзя. – Как хватает сил петь каждый концерт так, будто он – первый и последний в жизни? – Просто я люблю публику, для которой пою. И знаю, что она меня любит. А значит, я должен спеть еще лучше, сыграть еще лучше, написать еще лучше. Я хочу всегда быть лучше себя самого. Подготовила Лариса ДРАЧ.