Ярославская областная ежедневная газета Северный Край, пятница, 28 мая 2004
Адрес статьи: http://www.sevkray.ru/news/3/49525/
рубрика: Культура
Автор: Виктория НИКИФОРОВА.
Андрей Миронов был баловнем судьбы, любимцем богов.
У него было все – лучшие роли мирового репертуара, всенародная слава, романы с самыми красивыми женщинами страны, чуть не первая в СССР БМВ. Но за этим блеском крылась глубокая неуверенность в себе, тоска, боль. «Недостаток бытовых страданий я возмещаю страданиями моральными», – усмехался он. Андрей Миронов умер почти семнадцать лет назад. Но слава его только растет. В интернете найдешь дюжину посвященных ему сайтов. Его песенки, двадцать лет назад записанные на винил, переиздаются на дисках. Фильмы возглавляют хит-парады видеокассет. Издатель Захаров сколотил небольшое состояние на публикации книги Татьяны Егоровой: мемуары возлюбленной Миронова разошлись многотысячным тиражом. За полчаса до начала спектакля «Андрюша» в театре сатиры жучки продают билеты в партер по 50 долларов. У Миронова появилось новое поколение поклонниц: они никогда не видели своего кумира на сцене, зато часами выясняют в чатах, в каком фильме он лучше всего сыграл и какую песню лучше всего спел. Миронов родился и умер на сцене. Его поклонников эта рифма судьбы завораживает. В интернете есть десятки стихов, посвященных Миронову, и ни в одном этот факт не забыт. Вот, например: «Он родился на сцене, и он умер на сцене, там прошла его жизнь. Его лучшая роль. Почему он так близок моему поколению?» Родители никогда не хотели, чтобы их сын пошел в актеры. Они видели его переводчиком, дипломатом. Отца Миронову еще удалось уговорить, но мать принципиально не ходила на его спектакли, пока он учился в Щукинском театральном училище. А когда пришла на дипломный спектакль, просто рассердилась: «Он же пыжился, нажимал, суетился на сцене. Я б ему ни за что не поставила пятерку». Всю жизнь она придирчиво следила за творчеством сына и не стеснялась в выражениях. «Он чересчур захвален», – сообщила она как-то ошарашенной журналистке. Тем не менее Миронов с первого захода попал в театр сатиры и сразу же получил главные роли – Холдена Колфилда в спектакле «Над пропастью во ржи» и Присыпкина в «Клопе». Он был премьером (Плучек понял это куда раньше его родной матери), и его творческая биография превратилась в череду удач. За двадцать пять лет работы в Сатире он переиграл чуть не все коронные роли мирового репертуара. Тут и пылкий Чацкий, и нервный, живой, словно шагнувший из сегодняшней хрущобы, Жадов в «Доходном месте», и заплетающийся во вранье и пьяных коленцах Хлестаков, и Мэкки-нож в «Трехгрошовой опере», где Миронов, по мнению поклонников, пел зонги лучше Армстронга. Незадолго до смерти он хотел собрать концертное выступление из несыгранных ролей. Таких набралось только три – Сирано де Бержерак, Жорж Дюруа из «Милого друга» да Обломов. Снявшись в «Бриллиантовой руке», «Достоянии республики», «Обыкновенном чуде», он стал для народа Андрюшей. Культ его достиг невероятного размаха. Фотографии по 20 копеек в каждом киоске «Союзпечати». Легионы поклонниц, дежуривших у служебного входа театра сатиры. Ни один выпуск «Утренней почты» или «Киноконцерта» не обходился без Миронова. «Протей» – говорили в старые времена о таких актерах. Он был блестящим водевильным актером, пел и танцевал лучше профессионалов. Но Алексей Герман сумел открыть в нем неврастеника, и в его фильме «Мой друг Иван Лапшин» Миронов сыграл самую трагическую роль 80-х. Казалось, у него было все: слава, деньги, романы с самыми красивыми женщинами страны, чуть не первая в СССР БМВ. Но у популярности была обратная сторона. Сама яркость его таланта слепила глаза, раздражала. Общественность обвиняла его в «звездной болезни». В сорок лет он, народный артист республики, получал панибратские письма: «Вы повторяетесь, Андрюша! Живете на проценты с нажитого капитала. Остановитесь!» Но больше, чем вздорность черни, Миронова мучила глубинная неуверенность в себе. Золотой мальчик, он родился в благополучной, талантливой семье. Ему нечего было желать. Музы целовали его в лоб и плясали перед его колыбелькой. Обычно дети из звездной семьи знать не знают, что такое страх сцены, с пяти лет выходят перед тысячным залом и играют смело и... неинтересно. Они профессионалы от рождения – от них не ждешь откровений. Но у Миронова все было не так. Он должен был ежедневно доказывать своим великим родителям, что достоин быть актером. Он хорошо знал, что такое безумный, парализующий страх сцены. Когда отец привел его на прослушивание к Цецилии Мансуровой, легендарной приме Вахтанговского театра, Миронов стал в позу, срывающимся голосом произнес: «Прощай, свободная стихия!» – и из носа хлынула кровь. «Что ж, темперамент есть», – снисходительно усмехнулась Мансурова. Именно в семье его приучили к железной дисциплине и бесконечной отделке роли. С раннего детства он запомнил, как ночи напролет ругались его родители. В детстве он думал, что они ссорятся. Когда подрос, понял: они бесконечно, без устали репетировали свои «семейные» эстрадные номера. «Строгий дом» – говорил о своей семье Миронов. Режиссером всех его музыкальных номеров был Александр Менакер, и ни один постановщик на свете так не изводил Миронова придирками. Перед тем как показать первый свой эстрадный номер – куплеты Жюльена-папы в спектакле «Интервенция», Миронов репетировал сутки напролет. В результате на спектакль ломилась вся Москва – лишь бы видеть, как Жюльен-папа, сделав фуэте, выбрасывает ногу в батмане чуть не до лба, напевая при этом «Любовь не картошка». «У меня нет ни слуха, ни голоса!» – жаловался Миронов друзьям. Они только смеялись: его эстрадные номера становились классикой жанра при первом появлении. Но однажды режиссер Алексей Герман, подаривший Миронову самую изысканную его роль – Ханина в фильме «Мой друг Иван Лапшин», попросил Миронова напеть один мотив. Знаменитый певец зафальшивил, как старая шарманка. «А как же вы поете-то, Андрей?» – поразился Герман. – «Работаю», – вздохнул Миронов. Неземной легкости, божественной точности он добивался многочасовыми репетициями. Несмотря на мильон терзаний, пережитых в семье, он любил ее больше жизни. Миронов сменил несколько жен, его дочь Маша стала актрисой «Ленкома», но истинная его семья была там, где родители. Невероятно похожий на мать внешне, он унаследовал от нее и страсть к самокопанию («Я самоедка», – гордо говорила о себе Миронова) и вечное недовольство собой. В расцвете своей карьеры этот баловень удачи мог признаться в интервью: «Бывают отчаянные минуты, когда хочется все бросить и начать сначала». Сочетание сердечной смуты и внешнего блеска сделало его любимцем отечественной публики. Вполне западная звездность смягчалась в его игре чисто славянской нежностью, затаенной тоской. Говоря на музыкальный лад, Миронов обладал непревзойденным туше. Оно напоило мерцающим романтическим светом его лучшие роли. В своем легендарном Фигаро – выскочке, человеке ниоткуда, всего добившемся талантом и остроумием, – он отыграл вечную неуверенность в себе. Несмотря на звездное происхождение, он часто чувствовал себя подкидышем в жизни. Эта боль дрожит в срывающемся голосе его Фигаро, но он сглатывает комок в горле и разит хандру блестящей остротой. Этой игрой силы и слабости, шика и тоски жили лучшие роли и песни Миронова. То, что Миронов умер на сцене, – тоже легенда. Мифы он притягивал к себе как магнитом. Просто на гастрольном спектакле «Женитьба Фигаро» ему стало плохо. Кураж, страсть к игре, жажда аплодисментов, что вспыхивали то и дело в темном зале, дали ему продержаться почти до конца. Но перед самыми финальными куплетами Миронова «повело» – обширное кровоизлияние в мозг. Ширвиндт-Альмавива еще успел подхватить его, дотащить до гримерки, уложить. Вызвали «скорую». Миронова увезли в больницу. Тело актера везли из Риги в Москву на «скорой». Тысячи его зрителей стояли вдоль Рижского шоссе. Гаишники выскакивали из будок и отдавали машине честь. «Меня еще никогда так хорошо не принимали...» – хвастался он в роли Хлестакова за два дня до смерти. Эти слова стали пророческими – так же, как и предсказание Бомарше: «Повелитель сверхмогучий обращается во прах, а Вольтер живет в веках!» 15 августа 1987 года Миронов оборвал этот куплет на полуслове.