Ярославская областная ежедневная газета Северный Край, вторник, 26 апреля 2005
Адрес статьи: http://www.sevkray.ru/news/3/54540/
рубрика: Культура
Телевидение избаловалось: спецэффекты, компьютерные технологии, возможность все отредактировать, отобрать лучшее, рассортировать на нужное и необязательное. Телевидение приучило публику: через определенные промежутки времени любая политическая дискуссия, любой трогательный фильм «уходят на рекламу», которая длится строго отмеренные минуту, три, а то и пять. Телевидение не волнует даже тогда, когда появляются спецвыпуски новостей о природных или политических катаклизмах. Технологии почти заменили живых людей. Но изредка происходит возвращение в «доброе старое время» прямых эфиров.
В череде «кривых» не только в переносном смысле эфиров мелькнул один. На протяжении почти трех часов то и дело появлялся титр «Прямая трансляция», словно сами себе не верили: это надо же, сколько идет событие, столько его и показываем. В последний раз мы такое видели, когда Президент России выступал на международном форуме в Ганновере, но там удачно совпало время очередного выпуска новостей и произнесения речи. А тут эта самая трансляция была включена за десять минут до начала события. Десять минут – огромный кусок времени по телевизионным меркам. Это целая отдель-ная передача, особенно если на региональном телевидении. Не пожадничали. Показали и предощущение, и завершение события. А было это в четверг вечером – на канале «Культура» шел концерт в честь юбилея оркестра «Виртуозы Москвы». Полагаю, самое важное событие прошедшей теленедели. 25 лет назад легкий и обаятельный, обласканный премиями и гастролями Владимир Спиваков собрал эту – да, впрочем, не совсем эту – музыкальную компанию. Лица в оркестре сегодня почти полностью сменились по сравнению с теми, какие я видела «живьем» в начале 80-х. Большинство тех, кто играет сегодня, годятся маэстро Спивакову в сыновья, а тогда немалая часть оркестрантов годилась ему в отцы. Телесобытие было хорошо своей откровенностью и, несмотря на прямой эфир, предсказуемостью. Конечно, они играли и пели на бис свой коронный шутливый номер. Конечно, и в первом, и во втором отделении играли Моцарта и Гайдна. Конечно, вел концерт элегантно-музыкальный Бэлза, а в руке у маэстро была дирижерская палочка «от Бернстайна». Предсказать невозможно было главное: что этот художественный феномен продержится 25 лет, которые, как мягко и элегантно, в духе самого Спивакова, сострил переменчивый Максим Галкин, – «срок, особенно в нашей стране». А телевидение услужливо предложило, как обычно делает – случайно, по другому каналу («Россия»), но непосредственно следом за этим концертом редкостно резонирующий материал для сравнения. 25 лет назад осел в Америке политический беглец и талантливый танцовщик Большого театра Александр Годунов. Довольно длинный свежеиспеченный фильм о нем с многозначительным названием «Побег в никуда» почти не содержал кадров танца. Не было его партий в паре с Плисецкой – ни в «Кармен-сюите», ни в «Анне Карениной», не было даже толком кадров из его голливудских неудач. Зато было много разговоров бывшей жены (русской) и дамы сердца (американской) о его комплексах, об алкогольной зависимости. О его красивом теле говорили больше, чем о его странной легкости при высоком для балета росте. Последнее, кстати, это уже мои впечатления от Годунова, виденного когда-то «в натуре» на советской сцене. Мелькавшие в фильме кадры с Иосифом Бродским, Майей Плисецкой, видимо, должны были дать зрителям представление о контексте, может быть, масштабе человека. Но, как это часто бывает в сегодняшнем телеповествовании об искусстве, от балетных проблем ушли, а до человеческих не доросли. Фильм провис в телепространстве как еще одна достаточно беспомощная, но отдающая последовательностью и упорством попытка показать: вот они какие, русские таланты, бедные, несчастные, на Родине не нужные, а за ее пределами не умеющие себя подать, устроить, сохранить! На фоне всех «радостей жизни», связанных с «монетизацией» музеев и театров, постоянными напоминаниями государства о том, что и учить детей надо только слегка и недолго, и лечить людей – по прописи гоголевского доктора Гибнера, – на этом фоне очередной плач по несчастной творческой судьбе должен был бы выглядеть куда более логично, чем тот праздник, который 25 лет устраивает себе и многим людям Спиваков. Это надо же: музыка в прямом эфире звучала долго и, кстати, далеко не всегда оптимистично – и не по случаю траура, как это бывало когда-то, когда один вид оркестра на телеэкране становился сигналом надвигающихся политических перемен. Музыка звучала не «вместо», а сама по себе. И это было так естественно: а что, собственно, еще могут делать музыканты по случаю своего юбилея? Вот когда вручение театральной премии (это было неделю назад) превращается в пародию на спортивные, между прочим, весьма невысокого уровня в последнее время, соревнования – это ненормально. А когда музыканты играют – это как раз нормально. Спиваков все 25 лет старался делать именно то, что считал нормальным. Помогать начинающим – и здесь вместе с «виртуозами» играл юный аккордеонист из Нижнего Новгорода, напомнив мне, как однажды великому Ростроповичу запретили с аккордеоном поехать на Крайний Север (тот маэстро считал, что виолончель – инструмент элитарный, и хотел «для народа» играть на народном; запретили – ибо не положено). Привлекать друзей – начиная со сверхстранного Миши Майского с его седыми кудряшками и колье у ворота вместо бантика и кончая Юрием Башметом, о распрях с которым столько сплетничали злые языки. Объединяться – не против кого-то, как в известном стихотворении: «У поэтов есть такой обычай – в круг сойдясь, оплевывать друг друга», – а ради чего-то. Нетрудно догадаться: ради музыки же. Объединяться с, казалось бы, китчевым, а по сути-то умным и образованным молодым Галкиным, с тремя лысо-седыми корифеями, которые дудели и шуршали в качестве солистов при исполнении Гайдна, – а это были доктор Рошаль, актер Табаков и режиссер Захаров. Не замечать волны национализма и хамства: и потому у него звучали и грузинские стилизации Гии Канчели в честь сидевшего в зале режиссера Данелии, и струнный плач, напомнивший знаменитого еврейского «скрипача на крыше» (причем крыша – это та вершина мастерства и духовности, которая естественна для музыканта), и бурно-роскошный венгерский танец Брамса, и танго, и джаз... Перед началом музыки, которая перемежалась цветами от писателя Приставкина, кадрами слушающих в зале Пугачевой и Джигарханяна, которая жила в руках и улыбке, а раз-другой – в хулиганистых взмахах локтей и подпрыгиваниях маэстро, телезрители имели целых десять минут практически пустого прямого эфира. Был зал, по которому еще проходили люди, было ожидание, было настроение готовящегося праздника. И думаю, у тех, кто «попал» в это ожидание, не возникло желания и не хватило духа нажать на кнопку и переключиться на какой-нибудь другой канал, как это делается во время затянувшихся ток-шоу или назойливых рекламных блоков. Это был редкий для равнодушно-угодливого телевидения момент истины: на экране в минуты ожидания и в часы концерта жили интеллигентные, талантливые люди. Патриоты, которые вернулись из тихой Испании в суетливую Россию, которые получили великую выучку русской исполнительской школы и не извинялись за то, что продолжают жить в своей стране. //Татьяна ЗЛОТНИКОВА, доктор искусствоведения.