Ярославская областная ежедневная газета Северный Край, суббота, 21 мая 2005
Адрес статьи: http://www.sevkray.ru/news/3/54956/

Человек и его тень

рубрика: Культура

Ой ты, наш батюшка Тихий Дон!


Ой ты, наш батюшка Тихий Дон! Ах, как мне, Тиху Дону, не мутну течи: Со дна меня, Тиха Дона, бьют студены ключи, Посредь меня, Тиха Дона, бела рыбица мутит. Федор Крюков. «Булавинский бунт» (1894) 24 мая будет отмечаться 100 лет Михаилу Шолохову. Шолохов – одна из самых непонятных, загадочных фигур российской истории ХХ века. Она овеяна мифами, в которых преломились извечные русские темы юродства и самозванства. Какой непостижимой нитью, красной или черной, связаны гениальный мальчик-писатель, корреспондент Сталина, донской хуторянин, косноязычный очеркист, нобелевский лауреат, запойный пьяница и кровожадный старик, призывавший казнить за инакомыслие? Кто он? Шолохов или Кузнецов? А может, Попов? Когда родился? Есть сведения, что возраст Шолохова в 1922 году был уменьшен, чтобы избежать посадки юного «налоговика» за некие махинации в тюрьму. (Кстати, на могильной плите Шолохова в Вешенской даты рождения нет.) Неясно даже, свое имя носил этот человек или это имя было (якобы) маской его сводного (скорей всего) брата, царского офицера, затем левого эсера, а после видного чекиста Александра Попова? И какое отношение имеет Шолохов к «Тихому Дону»? А «Тихий Дон» – к донскому казаку, писателю и общественному деятелю Федору Дмитриевичу Крюкову, родившемуся 135 лет назад и умершему в 1920 году в обозе разгромленной армии Деникина, отступавшей через Кубань к Новороссийску? Мать Шолохова летом 1930 года откровенно рассказала журналистке, что ее сынок малограмотен и «не воспитан образованностью». Она просила эту московскую даму, чтобы та присоветовала невежде-сыну «поехать в Москву за получением образования и встречаться там с умными людьми, просвещенными писателями». (Эту материнскую просьбу опубликовал в своей книге апологет Шолохова Лев Колодный.) Мог ли в самом деле паренек с четырехклассным образованием, «иногородний», не знающий ни казачьего быта, ни донской истории, без допуска в военные архивы, сразу создать книгу такого масштаба, такой силы, которая дается обычно большим жизненным и литературным опытом? Говорят, что люди тогда рано обретали зрелость. Вот и Максим Горький: вообще нигде не учился, а сколько знал! Считается, что Шолохов начал писать «Тихий Дон» в конце 1925 года, когда ему было 20 лет. А в 1928 году, всего через три года, в журнале «Октябрь» уже были опубликованы первые пять частей романа огромным объемом в 47,6 печатного листа. Причем книга была напечатана очень быстро: публикация началась в первом номере и закончилась в десятом. Цикл подготовки к печати в редакции занимает несколько месяцев, и это означает, что рукопись могла поступить туда примерно в середине 1927 года. Итак, для написания такого объемного и зрелого произведения, каким являются первые две книги «Тихого Дона», остается всего ничего. Феноменальные, поистине гениальные, непревзойденные сроки! Иные маловеры, правда, продолжают считать, что невозможно, к примеру, «выполнить бесчисленные точнейшие описания огромного количества мельчайших деталей фронтовой жизни, не видевши лично все эти многочисленные разновидности всяких мундиров, сапог, шинелей немцев, австрийцев, особенности покроя рейтузов венгер­ских гусар, цвета шнуров на гусарских доломанах, выдавленный рисунок на галетах из пайка австрийских пехотинцев, форму нарукавных нашивок чехов-разведчиков, состоящих на службе в русской армии, мало кому известные специфиче­ские особенности лиц и тел бавар­-цев» и т. п. Вопросы, вопросы... Какую роль в жизни Шолохова сыграл его тесть Петр Громославский, человек авантюрный, с уголовным прошлым? Почему Шолохов, отправившись в Италию к Горькому, не доехал, вернулся из Берлина восвояси? И на самом ли деле пенял в письме Горький Серафимовичу, что тот пригрел «безграмотного уголовника»? А что имел в виду Сталин, называя Шолохова «знаменитым писателем нашего времени»? Был ли тайным соавтором Шолохова в 40-е годы другой великий писатель, опальный Андрей Платонов? Советское прошлое, сталинская эпоха, отдаляясь от нас, принимают новые черты. В протоколах исторической были начинает проступать зловещий фантом удушливо-сладкой кошмарной сказки. Концы с концами там не вяжутся, события и судьбы подчинены логике парадокса, а финалы таят невозможные ужасы и невероятное счастье. Говорят, что рукопись «Тихого Дона» была одним из самых ценных трофеев советской власти, обретенных в результате гражданской войны. 21 марта 1929 года юный Шолохов встретился со Сталиным. С тех пор его имя будет защищено всей мощью государства. Встреч со Сталиным было у Шолохова не менее тринадцати. Вождь сделал его академиком, депутатом, лауреатом, миллионером, священной коровой советской литературы. Но чем дальше, тем меньше и тем хуже писал этот классик. Словно бы кончался, иссякал у него запас хороших слов. За все годы Великой Отечественной войны он создал, к примеру, четыре (!) газетные корреспонденции. А роман «Они сражались за Родину» оказался брошен, стоило только разойтись жизненным тропам Шолохова и Платонова. Однако все-таки не робкого был десятка человек! Защищал земляков. Выдвинул на Сталинскую премию 1939 года книгу Анны Ахматовой. Добился освобождения из заключения ее сына и сына Андрея Платонова. Вступился за осужденного на расстрел конструктора «катюши» Клейменова. В интервью во Франции заявил, что следует напечатать запрещенного советскими цензорами «Доктора Живаго» Пастернака... Он еще написал один рассказ, далеко не худший в бедные хорошей прозой 50-е годы. Сказал с разных трибун много неумных слов. Удостоился строки в записке в ЦК КПСС от отдела культуры и науки при ЦК КПСС: «Многих писателей и широкие читательские круги волнует судьба некоторых крупных художников слова, таких как Шолохов, который систематически пьет, подорвал свое здоровье и долгое время не создает новых произведений». Но стоило властям ослабить поводья, как заново пошли разговоры о плагиате. Я их помню, сколько живу на свете. «Тихий Дон» читают и перечитывают не столько уже для удовольствия, сколько для того, чтоб убедиться в своих подозрениях – или их опровергнуть. Не помогло нам и статистическое исследование скандинавских ученых во главе с Г. Хьетсо. Их подход оспорили, да и верно: еще не найдены средства, чтобы количественными методами установить авторство наверняка. Составлен уже список настоящих авторов и соавторов. Краснушкин, Каргин, Серафимович, Платонов... Самое видное место среди них занимает все-таки Федор Крюков, русский патриот, народник и либерал, признававшийся как литератор Короленко и Горьким. Крюков хорошо писал: «Я люблю Россию – всю, в целом, великую, несуразную, богатую противоречиями, непостижимую, «могучую и бессильную...». Я болел ее болью, радовался ее редкими радостями, гордился гордостью, горел ее жгучим стыдом». Об его авторстве так или иначе говорили Астафьев, Гросс­-ман, Виктор Некрасов, Василь Быков, Нагибин, Окуджава, Аксенов, Искандер, Солженицын, Вознесенский... Признаться, и мне не чужда эта идея. Ну а сам Шолохов на запрос одного из журналистов ответил твердо, письмом: «Писателя Ф. Д. Крюкова я не знаю и никогда не читал. М. Шолохов». Недавно была найдена при странных обстоятельствах и теперь даже выставляется в Интернете рукопись «Тихого Дона». Та самая, которая, по словам самого Шолохова, погибла при бомбежке, а также (по другой его версии) была утеряна чекистами-архивариусами. Оказывается, она хранилась в Москве, забытая автором у случайного приятеля году еще в 30-м. Впервые в 1990 году тот же Лев Колодный известил о находке, но появилась на свет рукопись лишь девять лет спустя. Государство купило ее и передало в ИМЛИ. Некоторые уверяли, что это черновик. Правда, почти без следов правки, переписанный красивым почерком, точнее – почерками. Около трети рукописи написано не Шолоховым, а, как нам объясняют, его женой. Причем и правка иной раз вносится тоже не шолоховской рукой. Увы, это замечательное открытие не охлаждает горячие головы, не упраздняет тех вопросов, которые задавали и задают самые разные люди, включая земляков, от жителей станицы Вешенской до Солженицына. В Сети некто Ракитин рассказывал: «Я лично был в Вёшках у дальних родственников целый месяц. Так вот там каждый вечер, когда собирались люди на крыльце, почти всегда заходил разговор про «гения» Шолохова. Самая убийственная фраза о Шолохове была сказана одним стариком, бывшим колхозным счетоводом, который был большим станичным книгочеем: «Да не он это писал! Куда там ему такую книгу написать! Он же на всех этих встречах в Доме культуры, сколько я его помню с 1939 года, как дурачок какой-то всегда разговаривал... Спросишь, где материал на такую громадную книгу насобирали, а он в ответ прибаутки какие-то придурочные говорит...» Строго писал, напомню, донец Исаич: «Перед читающей публикой проступил случай небывалый в мировой литературе... Юный продкомиссар, затем московский чернорабочий и делопроизводитель домоуправления на Красной Пресне опубликовал труд, который мог быть подготовлен только долгим общением со многими слоями дореволюционного донского общества, более всего поражал именно вжитостью в быт и психологией тех слоев. Сам происхождением и биографией «иногородний», молодой автор направил пафос романа против чуждой «иногородности», губящей донские устои, родную Донщину, – чего, однако, никогда не повторил в жизни, в живом вы­сказывании, до сего дня оставшись верен психологии продотрядов и ЧОНа. Автор с живостью и знанием описал мировую войну, на которой не бывал по своему десятилетнему возрасту, и гражданскую войну, оконченную, когда ему исполнилось 14 лет...» И вот теперь хорошо бы нам иначе взглянуть на все, о чем сказано. Самое главное: «Тихий Дон» – настоящий эпос. Из тех, для которых проблема авторства не так уж и важна. Ученые спорят о Гомере, но «Илиада» и «Одиссея» выше этих споров и покойно лежат в фундаменте культуры Запада. Я не говорю уж об эпических книгах Библии. «Тихий Дон» – это жгучий оттиск эпохи в ее ключевом содержании. Крушение христианской веры, крушение патриархальной цивилизации. Разгул зла. Кровь, смерть. Бесконечно жестокий, обезбоженный мир. Посреди стихий, в адских безднах звучит рыдание, плач и вой над народом и страной, над всем, если хотите, человечеством... Чудовищное давление зла на человека. И отчаянные попытки человека устоять и не сломаться, трагический ответ личности на вызов судьбы. Она погибает, но пока не сдается. Если даже на минуту предположить, что это написано не Шолоховым, то нельзя не согласиться: страшный этот кирпич текста сросся с его душой и иной раз давал внезапный выплеск, протуберанец страсти. Романом этим выражена самая крупная эпическая тема эпохи. Потом уже и невозможно было ее повторно воспроизвести с той же глубиной дыхания. Не бывает таких повторных попыток, и, помимо прочих причин, вот откуда, можно думать, и обмелелость «Поднятой целины», и ранний политический маразм. Да ведь и вообще все, что случалось с нами дальше, является лишь растянутым на десятилетия эпилогом той роковой драмы, которая разразилась в начале ХХ века. Мы до сих пор хлебаем эту кровавую, рвотную юшку под музыку Александрова, на слова Михалкова. Но все-таки есть, кроме этих бездарных слов, черное солнце «Тихого Дона» и есть страдающий убийца и сам себе палач Григорий Мелехов – и жертва, и трагический герой. Олицетворение плачевной и горькой народной судьбы. //Евгений ЕРМОЛИН, профессор ЯГПУ.