Последствия обеда в «Сырной дырке»

ДЕЛО БЫЛО ТАК...

Началась эта история с того, что Игорь Сакуров, будучи давним поклонником детективной прозы Акунина, вдруг обнаружил, что некоторые книги стали выходить с иллюстрациями. А поскольку Сакуров не только читатель, но и художник­иллюстратор, его тут же посетила простая, как мычание, мысль.

– А почему, собственно говоря, не я рисую эти картинки, подумал я тогда, – рассказывает Игорь. – Нет, я прекрасно отдавал себе отчет, что художников много, а Акунин – один, и тем не менее...

Предаваться пустым мечтаниям Игорь Сакуров не стал, не такой он человек, а написал Григорию Шалвовичу Чхартишвили (Борис Акунин – литературный псевдоним писателя) по Интернету письмо: так, мол, и так, хочу проиллюстрировать ваши книги.

– Мне было просто интересно, ответит Акунин или нет. Он ответил: лаконично поблагодарил за предложение и сообщил, что «будет иметь в виду».

Что подразумевает эта обтекаемая фраза, догадаться нетрудно: вероятность равна нулю. И тут художник, вместо того чтобы отступиться от своей затеи, начал целенаправленно рисовать картинки к роману «Смерть Ахиллеса». Отдельно нарисовал портрет самого Бориса Акунина, с помощью приятеля – известного ярославского дизайнера Максима Руданова – скомпоновал рисунки с текстом и отправил готовые развороты книги по уже известному адресу.

– Очевидно, именно это их и подкупило. Захаров, издатель, мне потом рассказывал, что художник нынче пошел ушлый: ему предлагают заказ, а он требует предоплату. У меня же была совсем другая ситуация: я представил работу, сделанную абсолютно бескорыстно. Но надежда все­таки оставалась...

Как говорил маленький паж в сказке о Золушке, «очень вредно не ездить на бал, если ты того заслуживаешь». Если приложить трафарет сказочной фразы к нашей истории, то получится следующее: вскоре Игорь получил письмо с предложением приехать к издателю Захарову на переговоры. Их результатом стало подписание договора на создание Сакуровым иллюстраций не только к новой книге Бориса Акунина «Нефритовые четки», но и ко всей фандоринской серии, иллюстрированное переиздание которой уже запущено в работу. Кстати, одновременно с «Нефритовыми четками» в продаже появится и роман «Смерть Ахиллеса» – уже с рисунками Игоря Сакурова.

С ПИСАТЕЛЕМ НЕ НАДО ДРУЖИТЬ

Посчастливилось Игорю Сакурову пообщаться с Борисом Акуниным не только по Интернету, но и лично.

– Мне очень хотелось увидеть писателя «живьем». Меня предупредили, что Григорий Шалвович – человек, не склонный к пустому времяпрепровождению. Он придерживается мнения, что с писателем не надо дружить, его надо читать, но понял мое желание и согласился на встречу, назначив мне свидание у памятника Грибоедову.

– Описал в нескольких словах себя, как выглядит он мне, ясное дело, было известно.

– Что дальше... Он подъехал на зеленом «Ягуаре», и мы отправились в ресторан «Сырная дырка», где за обедом я и показывал ему свои картинки.

– Замечательно! Нормальный, живой человек, абсолютно адекватный, без малейших проявлений звездности, чего я очень боялся. С большим чувством собственного достоинства, которое, однако, не выпячивается. Быстро думает, быстро говорит, но в целом – очень сдержанный человек.

– Очень просто: я рисую картинку, отправляю ему по «электронке», он либо принимает ее, либо нет.

– Он предлагает, хотя, казалось бы, по своему статусу мог бы и диктовать. Я, безусловно, прислушиваюсь к его пожеланиям, потому что все­таки это его мир... Нельзя рисовать то, что может пролить свет на развязку, за этим автор строго следит.

МАСА НАШЕЛСЯ В ВЕНЕЦИИ

До того как Игорь Сакуров приступил к созданию своего Фандорина, несколько романов Бориса Акунина было экранизировано, и Эраст Петрович таким образом уже обрел свое лицо. Сначала это было лицо актера Носкова («Азазель»), потом Егора Бероева («Турецкий гамбит») и, наконец, Олега Меньшикова (в «Статском советнике»). Несмотря на то, что художник видел все три прочтения, своего Фандорина он считает ни на кого не похожим. В том, что его Фандорин – собирательный образ, Сакуров нам признался, но о том, кто именно послужил его прототипом, таинственно промолчал, пообещав рассказать «как­нибудь потом». Зато с удовольствием поведал историю появления на свет Масы (слуги­японца Фандорина).

Игорю долго не удавалось нарисовать Масу таким, чтобы тот соответствовал авторскому описанию, то есть был толстощеким азиатом. (Дотошных читателей могу отослать за подробным словесным портретом Масы в первоисточник, а именно роман Бориса Акунина «Алмазная колесница».) Сакуров пересмотрел массу японских фильмов, в которых попадались самые разнообразные конструкции лиц, но желаемого типажа не нашел. И вот минувшим летом, отдыхая в небольшом курортном городке близ Венеции, он обнаружил крохотный магазинчик, на вывеске которого было написано: «МАСА». Восприняв это за знак судьбы, художник вошел внутрь и увидел за прилавком долгожданного толстощекого азиата.

– Я тут же схватился за фотоаппарат, пытаясь объяснить недоумевающему продавцу, что мне от него нужно. По­моему, он так ничего и не понял, но попозировать согласился. Вот только изобразить гнев у него никак не получалось, хотя я его и заставил замахиваться черенком от швабры...

Так что Маса – это визуально реальный персонаж. А на самом деле он оказался китайцем, но это уже не суть важно, тем более для нас, европейцев. Внешность же остальных героев книги собрана художником с миру по нитке.

«ДОАКУНИНСКАЯ» ЭПОХА

Вот мы все говорим об Акунине да о Фандорине, и кому­то может показаться, что такого художника, как Игорь Сакуров, до судьбоносной встречи у памятника Грибоедову и вовсе не существовало. Но это, конечно, не так. Просто художник­иллюстратор, по словам героя нашего повествования, вообще «существо норное», и Игорю по духу куда ближе затворничество, нежели публичный образ жизни.

Окончив факультет графики Московского полиграфического института, Сакуров вот уже пятнадцать лет оформляет книги. На вопрос, чем привлекла его профессия иллюстратора, ответил совершенно по­детски:

– Я просто люблю книжки с картинками. Мне нравится копаться в тексте, воссоздавать реалии. И потом, у иллюстратора никогда не возникает проблемы с выбором темы. Мне же порой случалось даже с пленэра возвращаться пустым, потому что я никак не мог выбрать, что бы нарисовать. Ужасно неприятное, знаете ли, состояние.

Сейчас, по прошествии времени, Игорь сожалеет, что не остался после окончания института в Москве, «раз уж выбрал такую специальность».

– В столице другие возможности?

– Там они просто есть, а здесь их нет. Разница очевидна? И это несмотря на то, что в Первопрестольной отношение к художнику из провинции снисходительное, как к живописцу второго сорта. Прослеживается некоторый местечковый апартеид.

В выборе заказов Игорь Сакуров щепетилен и зачастую работает в ущерб деньгам: лишь бы было интересно. Так в его творческом досье появились «Старик и море», «Два капитана», сборник рассказов «Белый клык», издание «История дуэли в России» и много других не менее занимательных книг. Сотрудничал художник и с ярославским издательством «Академия раз­вития».

Раньше Игорь пытался работать над несколькими темами одновременно – «поле попашу, стихи попишу», но в последнее время предпочитает не разбрасываться. Отвлекается лишь на пленэры. В пейзажных зарисовках предпочитает малые формы – не больше стандартного листа бумаги. Именно пленэрные зарисовки, к слову, он и выставляет время от времени, а иллюстрации считает «рабочим моментом» и полагает, что им на выставке не место.

– Сейчас, скажу вам по секрету, затеял серию городских зарисовок под названием «Хитровка Бориса Акунина» – он же на Хитровке живет – и уже подарил Григорию Шалвовичу пару работ.

ПРОСТО МИСТИКА КАКАЯ­ТО

И все­таки личность писателя Григория Чхартишвили и придуманный им мир если и не вывели жизнь художника Игоря Сакурова на иную орбиту, то явно изменили предшествующую этой встрече траекторию. Так, к примеру, Игорь Сакуров вслед за Эрастом Петровичем «заболел» Японией. В его мастерской появились не только кимоно и другая национальная японская одежда, но и предметы интерьера – фонари, декоративный, но выглядит он абсолютно как настоящий, японский меч, подборка книг о нравах японцев, альбом «Самураи» (японская проза, признался художник, дается с трудом, даже популярный ныне Мураками «не пошел»), на стене – листы с иероглифами. Правда, каллиграфией Игорь пока не увлекся, справедливо полагая это отдельным серьезным искусством, которому не должно предаваться между делом.

– Когда я рисовал Эраста Петровича, занимающегося каллиграфией, Акунин долго корректировал положение фандоринской руки, мотивируя свою требовательность тем, что у тамошних каллиграфов этому придается огромное значение, и поэтому надо все нарисовать правильно.

А еще под влиянием писателя Григория Чхартишвили у художника Игоря Сакурова появился шанс обзавестись достаточно экзотичным хобби – стать тафофилом, то есть любителем старинных заброшенных кладбищ. Первый шаг, по крайней мере, в этом направлении Игорь уже сделал: минувшим летом впервые навестил Тугову гору. Первопричину необычного увлечения стоит искать в документальных эссе Чхартишвили «Кладбищенские истории».

– Все это не так просто, как кажется: поработал и забыл. Ан нет. Сидишь в материале прочно, тем более что автор – личность магнетическая. Хотя я всю жизнь был читателем неблагодарным и сейчас сам на себя удивляюсь: почему меня так завораживает проза Акунина? Мистика какая­то.

– Как вам «Нефритовые четки»?

– Это три повести и семь рассказов, объединенные под одной обложкой. Читал с удовольствием, но не все понравилось одинаково. Особенно приглянулась история про путешествие Эраста Петровича по Вологодчине. Во время странствия он попутно участвует в переписи населения и расследует страшные случаи самоубийства раскольников, которые никак не желали, чтобы их сосчитали. Финал там очень трогательный и неожиданный, а какой – не скажу. Сами прочитаете.