Иван ТКАЧЕНКО:Всё, что люблю, делаю с душой

– Дело-то, наверное, не в том. Просто до возвращения в Ярославль я успел наездиться по России на всю оставшуюся спортивную жизнь.

– Вообще есть такое ощущение, что практически сразу же после того, как научился ходить. В пять лет уже точно проводил всю зиму на коньках. Мы тогда жили в Брагине, на первом этаже… Я приходил домой, надевал коньки и до самого вечера их не снимал – даже когда приходил домой попить-поесть. Плюс к тому мне было у кого учиться: старший брат тоже постоянно пропадал в «коробке» нашего двора. Поэтому, когда в шесть лет я пошёл в секцию «Торпедо», то уже неплохо катался. Но ещё в довольно юном возрасте был вынужден её покинуть…

– «Попросили» всю команду. Тренеру, ведущему группу, сказали, что из другого города привозят целый состав нашего возраста. Так я в тринадцать лет оказался в Саратове. И пошло-поехало: Тверь, Нижнекамск, «Спортакадемклуб» (это был тогда фарм-клуб московского «Спартака»)…

– Да вряд ли… Меня ведь и в том сезоне поначалу «списали». Один сотрудник клуба дал Вуйтеку «консультацию» на предмет того, что Ткаченко этому составу не нужен. Так я оказался в Нижнем Новгороде. Но когда мы на предсезонном турнире обыграли Ярославль – 5:0, ко мне подошли сотрудники клуба и предупредили, чтобы я был готов к возвращению. Вуйтек, кстати, потом объяснил, что ещё был не в курсе того, кто из себя что представляет, и просто верил всему, что ему говорят. Определённым образом моему возвращению помогло то, что я сразу оказался в одном звене с Яном Петереком. А потом, когда Артём Крюков получил травму, к нам поставили ещё и Сергея Королёва. Как-то всё совпало… И теперь к каждому приглашению у меня, так скажем, не особенно много энтузиазма. Это в восемнадцать легко принять такой образ жизни: взял сумку с формой – и поехал куда-нибудь за тридевять земель.

– Нет. На фоне того же Яшина и, допустим, Леши Кудашова я ещё пацан.

– Да если бы я сам знал почему… Ясно одно: от времени здесь ничего не зависит. Можно год сыгрываться, и всё равно останется ощущение, что где-то что-то неудобно, где-то можно как-то лучше и точнее сыграть… Но уж если всё так совпадает, как у нас с Димой и Костей, то от хоккея начинаешь получать чисто физическое удовольствие. Мы действительно как те сорок ног у сороконожки: она не думает, как их переставлять – всё получается само.

– Тут получается, если так можно сказать, «обоюдоострый» ответ. Дело в том, что с заменившим Костю Сашей Васюновым мы очень успешно отыграли полуфинал – особенно гостевые игры в Магнитогорске, где наше звено забило то ли три шайбы из четырёх, то ли даже четыре из пяти. Такое бывает, я и по себе это знаю: Саша вдруг оказался в самом круговороте событий и от этого шока стал играть безошибочно и точно. Но сохранить такой настрой в его возрасте довольно трудно. Тем более что между финалом и полуфиналом прошло довольно много времени, чтобы начать думать, анализировать… А в таком возрасте лучше этого не делать – закрепощает. Да что о Сане говорить – я сам в середине сезона как-то порадовался: что-то у меня с результативностью хорошо стало... Уж даже в лидеры по забитым шайбам начал подниматься. И с того момента игр на десять – пятнадцать как отрезало: не могу забить!

– На самом деле стычки-то бывают. Помню, в Лугано году в две тысячи шестом на предсезонном турнире завалили Костю. Я поехал разнимать, а там уже довольно приличная куча игроков оказалась. И какой-то швейцарец – здоровый такой бугай – вытащил меня из этой кучи… Ну, пришлось его побить. Но это ситуация такая, не оставляющая выбора. В игре же… Если бьют по правилам – это нормально. Хуже, если вообще не трогают. Как у Майка Науменко: «В тебя стреляют – значит, не просто так. В тебя стреляют – значит, ты заслужил. Наверное, ты слишком опасен, мой друг…» Так это же моя работа – создавать опасность чужим воротам. Бывает, конечно, что не просто бьют, а специально провоцируют в надежде на ответ. Опять хорошо: значит, «штатными» средствами со мной справиться не могут.

– Кстати, мне часто приходится беседовать на этот предмет и расставлять акценты, а то многие путаются в терминах: я человек действительно эмоциональный, но абсолютно неазартный. Меня сложно заставить потерять голову – зато всё, что люблю, делаю с душой.

– Ты знаешь, без лишнего драматизма. Жена Марина по первому времени, конечно, переживала больше, чем оно того стоило. Но за столько лет у неё тоже выработался профессиональный взгляд на хоккей, и теперь она может довольно хладнокровно оценить поле игры, насколько плотно или жёстко меня держали. А Саша (старшая дочь) – та вообще на пульте дистанционного управления лучше всего знает кнопку телеканала «Спорт» и может смотреть его часами. Причём больше всего в свои три года любит бокс.

– Нет, мы в этом смысле люди абсолютно непритязательные – даже докторов предупреждали, чтобы после УЗИ они не говорили нам пол ребёнка. Но что поделаешь: гены! О второй дочери такого сказать не могу, поскольку ей всего четыре месяца.

– Изменилось всё: но если говорить об этом подробно, размеров газеты точно не хватит. Если же говорить о самых «свежих» изменениях, то появилась дача, которой, кстати, я и занимался большую часть отпуска. Ну, конечно, не гряды копал, а благоустройство обеспечивал: газоны, живые изгороди, альпийские горки всякие…

– Уникальное, на наш взгляд, место: и от Ярославля недалеко, и красотища заповедная. Это в районе Костромских разливов. Подкупило то, что дом там очень просторный и добротный, но сама территория, конечно, не ухожена.

– У меня на этот счёт мнение совершенно определённое: путешествия люблю и считаю это одним из достойных увлечений. Но чем больше перемещаешься по планете Земля, тем больше ощущаешь необходимость в собственном доме. Чтобы он был большой, уютный, тёплый – и чтобы всегда ждал твоего возвращения.