Ярославская областная ежедневная газета Северный Край, суббота, 12 марта 2005
Адрес статьи: http://www.sevkray.ru/news/4/53708/
рубрика: Спорт
Приближается 60-летие Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Многие сред-ства массовой информации сейчас вновь и вновь поднимают эту тему. На телевидении идут фильмы военных лет или про войну, по радио звучат строчки из писем ветеранов, всех, кто пережил Великую Отечественную, будь то воины, труженики тыла или дети... Война та не миновала ни одну нашу семью, и память о ней, наверное, вошла в гены каждого. В редакционной почте «Северного» тоже всегда есть письма от фронтовиков. Прошли годы, но не забываются ни первый бой, ни первая встреча с опасностью, со смертью. Незабываема и сама Победа. Об этом свидетельствует сегодняшняя подборка писем из редакционной почты последних дней. Ими мы открываем адресованную 60-летию Победы рубрику «Память сердца».
Я решила написать в газету «Северный край» об одном эпизоде из событий Великой Отечественной. Кто знает, может, отзовется на него тот, кто хоть что-то знает о моих знакомых. В конце октября 1941 года к нам в село Крест под Ярославлем прибыли несколько госпиталей на отдых, медперсонал и другие службы, которые понесли большие потери в боях на побережье Крыма. Мне тогда было неполных 14 лет. В наш дом поселили трех девушек-фельдшериц. Я хорошо помню их, одна из них Лиза Морозова – красивая, смуглолицая казачка, с темными волосами, заплетенными в косу. Она хорошо пела. Один куплет из ее грустной песни я запомнила: Не для меня придет весна, Распустит роза цвет душистый, И соловейка голосистый, Он будет петь не для меня. На фронт Лиза призывалась из города Торжка Калининской области. Другая девушка – Тоня Сергеева, тоже красавица с большими голубыми глазами. И третья – Нина, фамилию ее не помню, высокая, стройная. У меня сохранились фотографии Лизы и Тони. Всем им было по 19 – 20 лет. Я подружилась с Лизой. Она рассказывала, какие тяжелые бои шли за Крым. На побережье было много детских санаториев, и все их враг разрушил. Кроватки, белье, посуда, инвентарь были разбросаны по всему побережью. Лиза подарила мне на память подобранную там ложку из нержавеющей стали, которую я храню до сих пор. В конце ноября 1941 года сформировавшийся заново госпиталь отправили в Подмосковье. Лиза была верующей, и перед отправкой на фронт она сходила в нашу церковь. Я провожала их эшелон с Московского вокзала. Лиза писала мне с фронта, когда начались бои за оборону Москвы. Рассказывала, как выносили они раненых с поля боя, как прятались во время обстрелов и бомбежек в воронках от разорвавшихся бомб, прикрывая себя и раненых полами шинели. Писем-тре-угольничков было несколько, затем переписка оборвалась. О дальнейшей судьбе девушек я ничего не знаю, письма их тоже не сохранились, но в памяти моей все осталось. Сейчас мне 77 лет. С уважением С. КРАСИЛЬНИКОВА. Ярославль. Осенью 1942 года мы жили в совхозе на берегу Истры, недалеко от Волоколамска. Я, восьмилетняя девчонка, братья – трехлетний Дима и Олег 13 лет. Отец был директором совхоза, мать – бухгалтером. В хозяйстве разводили ценную холмогорскую породу скота. Конечно, о войне много говорили, слушали сводки, издалека доносились гул самолетов и взрывы. Нам запрещалось уходить далеко от дома. И вот в одну из ночей родители растолкали нас. Кое-как одевшись, мы выбежали на улицу. А там был ад! Страшный, тяжелый гул самолетов, взрывы. Люди бежали в сторону поля, таща за руки детей. Спотыкались, падали. Дети кричали, взрослые окликали близких, чтоб не потеряться. На поле нас, ребятишек, затолкали под бабки снопов. Фашисты летели на Москву, но их не пропустили, и, удирая, на обратном пути они сбрасывали свой страшный груз на деревни и поля. Земля содрогалась под нами, как живая. От ужаса люди оцепенели. Уже никто не кричал. Шикали друг на друга, будто тишина должна спасти. Не знаю людских потерь, но в наш пятистенок попала бомба, и один угол избы как отрезало. Когда все стихло, мы начали выползать из укрытий. А мама сидела на земле, плакала, держа нас, как цыплят, около себя, и говорила, что у нее не слушаются ноги. Вскоре мы узнали, что враг близко, надо спасать скот, надо эвакуироваться. Обоз из нескольких подвод с самым необходимым для людей и кормом для животных потянулся в сторону Москвы. Детей посадили в телеги, взрослые шли пешком. Впереди обоза гнали совхозное стадо, верхом ехали наши мужчины. Страхов в пути натерпелись мы немало. Однажды днем едем по лесу, вдруг грохот, будто сотни тракторов мчатся наперегонки. Взрослые поняли, что это. Спрятать в лес успели только стадо, а телеги с людьми замерли на опушке. Вынырнул из леса танк, а за ним плотно друг к другу еще десятки. Немцы сидели на броне с автоматами, но не стреляли, а веселились, играли на губных гармошках, махали нам руками и кричали: «Нах Москау!» Танки прошли. Наш обоз тронулся. Люди плакали в растерянности: неужели наши отступили?! Но недолго веселился враг – начиналась великая битва под Москвой... Елена ГОРЮШИНА. Ярославль. Я решил поделиться с вами своими воспоминаниями. Хоть и живу сейчас в Архангельске, но родился в Ярославле, в Тверицах, в мае 1925 года. Зимой 1943-го была объявлена мобилизация молодежи 1925 года рождения. Нас готовили в Муроме, в то время в средней полосе было много воинских частей, в которых формировались маршевые роты для передовых частей. Потом отправили на фронт. Едва эшелон, шедший из Москвы, миновал Вязьму, мы поняли: везут под Смоленск. Под утро остановились, началась спешная высадка. Колоннами двинулись на запад. И вдруг появились немецкие бомбардировщики. Местность открытая, спрятаться негде. Наших самолетов в небе не видно, зениток нет, да и сами мы без оружия – юнцы, только что окончившие школу младших командиров, солдаты 18 лет, все из Ярославля. А немецкие самолеты с визгом пикируют над нашими головами, обстреливают из пулеметов. Один заход, другой, пока не израсходован боевой запас. И вдруг наступает тишина, только слышны стоны да крики о помощи. По команде мы встаем в поредевший строй, стряхивая пыль с гимнастерок. Это было первое преодоление страха. Мы пошли по проселочным дорогам туда, где уже велся наступательный бой. В лесу нас с боевыми знаменами встретила делегация воинов от 29-й гвардейской дивизии, которая находилась в резерве после боев на Смоленщине. Командующий генерал-лейтенант А. Г. Стученко рассказал историю своей прославленной части, в 1939 году воевавшей против японцев на озере Хасан. «Взгляните на наши боевые знамена, под которыми вы стоите. Они не знали позора, знали только славу. Не посрамите и вы их!» – говорил он нам. Дружное «ура» прокатилось над строем: «Не подведем! Не посрамим!» Наш полк выдвинулся на первую линию обороны. А на передовой – тишина. Батальону приказано провести разведку боем. В этом бою я снова узнал, что такое страх. Шел под автоматными очередями, был ранен в левую руку и грудь, потерял сознание. Санитары нашли меня в зарослях, вывезли на волокуше. Потом были медсанбат, эвакогоспиталь в Москве. Там я узнал, что после нашей разведки командование дивизии засекло основные боевые точки врага, провело массированную артподготовку при поддержке танкового полка. Была освобождена Ельня – важный пункт на пути к Смоленску. Страна салютовала нам из 124 орудий, а дивизия получила название Ельнинской. Многие участники боев были награждены, я тоже получил орден Красной Звезды. В госпитале я пролежал до января 1944 года. А дальше снова была война. Герман Александрович СЕВРЮГИН, ветеран войны.