Найти и не сдаваться

Об этом и других загадках того археологического сезона я написала в очерке, который был напечатан в газете, после чего мне позвонила Зоя Николаевна Пояркова, геолог и палеонтолог, доктор наук, специалист как раз по этим моллюскам. Несколько лет она, как выяснилось, работала в Институте геологии Дальневосточного научного центра Академии наук во Владивостоке, откуда потом они с мужем Будимиром Владимировичем переехали в Ярославль.

Так я впервые услышала о Пояркове. Ещё через какое-то время мы познакомились.

Доктор геолого-минералогических наук Б. В. Поярков – один из самых интересных людей, каких я знаю. Родился и вырос в семье учёных, до 45 лет его жизнь была неразрывно связана с Тянь-Шанем. Работал в горах Южной Ферганы, бывал на Памире, исследовал многие дальние уголки Средней Азии, которая навсегда осталась для него великой и прекрасной горной страной.

Чуть ли не в первый день нашего знакомства я, конечно, спросила его о фамилии. Имеет ли она отношение к знамени-тому русскому землепроходцуXVII века Василию Даниловичу Пояркову, который, как известно, дошёл по Амуру до Тихого океана? Ответ прозвучал скромно:

– Он был родом с верхнего Дона, из того же села, откуда берёт начало и наш род. А был ли он нашим предком – неиз-вестно. По крайней мере, так говорил прадед моему деду.

Многие ли из нас помнят, что говорили наши прадеды дедам? У Поярковых в семье помнят. Тем паче о более близких по времени родственниках. Однажды Будимир Владимирович решил собрать всё, что ему известно о своих корнях, в книгу. Она вышла в издательстве «Наука»: «Поярковы. Пять поколений исследователей на просторах Евразии».

Поярковы, все пять поколений, достоверно известных автору, были учёными. Не белая кость. Прадед из семьи псаломщика, окончил духовную семинарию, но проявил характер и пешком отправился в Москву, где поступил в университет на медицинский факультет. На послед-нем курсе был взят зауряд-врачом на русско-турецкую войну. По возвращении получил назначение в 3-й Туркестанский стрелковый полк, в Семиречье. Не предполагая, естественно, что судьба его потомков будет связана отныне со Средней Азией в течение более чем пятидесяти лет.

Прадед много ездил вместе с войсками, попутно с врачеванием интересовался местными языками, составил первый казахско-русский словарь, рукопись которого хранится сейчас в его фонде в Казахской государственной библиотеке. Вёл антропологические и археологические наблюдения, описывал обычаи, обряды. По воспоминаниям современников, врачом был хорошим, не отказывая в помощи никому, кто в ней нуждался, и не пропуская случая проявить свой норов, когда господа и дамы из местного общества обращались к нему с надуманными жалобами. Им он мог запросто выписать рецепт – «месяц мыть полы»и т. п.

Вместе с женой Марией Семёновной они вырастили вось-мерых детей. Старший из них Эраст – дед Будимира Владимировича.

Эраст учился в гимназии в городе Верном (Алма-Ата), после её окончания отец организовал ему и его друзьям путешествие по Тянь-Шаню. На лошадях, в сопровождении двух казаков они пропутешествовали68 дней, собрали коллекции растений и насекомых и отослали их в Российское географическое общество и в Ботанический сад Российской академии наук. Эти коллекции сохранились там, как ни удивительно, до сих пор.

Высшее образование дед получил во Франции, в городе Бордо, а докторскую диссертацию защитил в Сорбонне. По возвращении в Россию работал в Институте экспериментальной ветеринарии в Петербурге.

Потом революция, эвакуация в Москву, случайная встреча на одном из митингов с гимназическим другом Михаилом Васильевичем Фрунзе. Тяжелейшая форма «испанки», узнав о которой тот же Фрунзе буквально спас его от голода и смерти и уговорил вернуться в Среднюю Азию, в Ташкент, где тогда организовывался Туркестанский университет.

Вместе с женой Марией Давыдовной (они были знакомы с детства и встретились вновь в университете в Бордо, где она училась на медицинском факультете) они прибыли в Ташкент со вторым эшелоном красной профессуры.

Между тем надвигались страшные 1930-е. Эраст Фёдорович читал в университете курс шелководства. Биолог, специалист по зоологии беспозвоночных, он стал признанным авторитетом по шелковичному червю и его чудесным превращениям. К знанию английского, французского, немецкого, итальянского прибавился японский язык – он изучил его самостоятельно, чтобы познать тонкости шелководства, традициями которого всегда славилась Япония. Побывал там в шестимесячной командировке. В 1934 году его арестовали и выпустили только по заступничеству матери Михаила Фрунзе, которого к тому времени уже не было в живых.

Осенью 1941 года последовал второй арест.

Незадолго до него дед приблизился к открытию биологического метода борьбы с одной из страшных болезней тутового шелкопряда, наносившей огромный урон шелководству. В заключении он стал добиваться возможности продолжить работу. В 1945 году в лагере ему создали лабораторию по типу распространённых тогда «шарашек». Работу над своим методом он закончил именно там.

Дед вышел на свободу в 1951 году, через десять лет заключения, но жить в ташкентском доме вместе с семьёй ему разрешили только через два года – после смерти Сталина. До своей реабилитации, последовавшей во времена Хрущёва, он не дожил.

Бабушка Мария Давыдовна пережила деда на шестнадцать лет. Она так и не стала врачом, целиком отдавшись воспитанию детей, а потом внуков, создавая ту особую атмосферу в доме, которая всегда объединяла их семью. В трудные военные годы надо было не только кормить домашних, но и каждый день носить передачи деду. Где взять деньги? По её указанию в ход пошли доски, заготовленные перед войной для постройки дома. Внук их пилил и колол, а она относила их на базар. Туда же последовали ковры, а потом и чудесная библиотека Поярковых.

Жалко? – для Будимира Владимировича это не вопрос. Как говорила бабушка, главное, что все остались живы и в добром здравии.

Полноправным членом их семьи был брат деда Владимир Фёдорович Поярков (Володя-старший, по-домашнему). Мобилизованный в 1918 году в Красную Армию, он прошёл всю гражданскую войну, много пережил, вернулся и так и остался жить в семье брата.

Окончив университет, проектировал гидросооружения: плотины, водовыпуски, каналы, ликвидировал ЧП на них. По специальности он был гидротехник. За Большой Ферганский канал получил орден «Знак Почёта».

Володя-старший занимался обводнением Западной Туркмении, переустройством орошения Ферганы и незабываемо рассказывал племянникам о величайшей ценности Средней Азии – воде.

– Во время прогулок обращал, например, внимание на простые неглазурованные кувшины, которые продавались на базаре, – вспоминает Будимир Владимирович. – Почему вода в них всегда холодная? Потому, оказывается, что, просачиваясь по глиняным капиллярам наружу, она испаряется, охлаждая кувшин и его содержимое. В моём воспитании он сыграл огромную роль. Устраивал небольшие походы на 10 – 12 километров, учил, как наматывать портянки, каким должен быть шаг у путешественника, как соблюдать правила гигиены и санитарии в среднеазиатских условиях.

Навсегда незабываемыми остались рассказы Володи-старшего об Афганистане: в 1950-х годах он консультировал там строительство гидротехнических сооружений на реке Кабул. Красочно описывал афганские лавки, откуда бородатые купцы бросали под ноги прохожим роскошные ковры. Считалось, что чем больше на них топчутся, тем они становятся пушистее. Ковры стоили очень дорого, а иностранцам вывозить их вообще не разрешалось – под страхом смерти. Но Володя-старший за свою работу был награждён королём Афганистана именно ковром. В королевском указе были обозначены точные его размеры, качество, и содержалось разрешение на вывоз. Ковёр потом висел на стене комнаты его племянницы Марии Эрастовны.

Неотделима от всех Поярковых и дочь дедушки и бабушки Мария Эрастовна. Она родилась в 1907 году ещё в Бордо и умерла в 1995 году в Ташкенте, прожив одной семьёй со всеми своими родными большую и в из-вестном смысле уникальную жизнь. В университет поступила пятнадцати лет – исключение по возрасту ей сделали только как дочери профессора. Геолог. Работала в Южной Фергане, где от рук басмачей тогда погибало много исследователей, но ей повезло. В начале 1940-х годов была главным геологом разведочной партии недалеко от Ташкента – мальчиком Будимир Владимирович с бабушкой и сёстрами её там навещали. В 1950 – 1960-е годы руководила разведкой уранового месторождения Учкудук в пустыне Кызылкум. Была единственной женщиной на должности главного геолога экспедиции в главке. За разведку месторождения Учкудук стала второй женщиной после Галины Улановой, которая получила Ленинскую премию. На эту премию она купила «Волгу» для Володи-старшего, который на старости лет наконец-то сел за руль собственного автомобиля, о чём всегда мечтал.

На детских праздниках в семье она была первым затейником. В начале самостоятельной работы Будимира Владимировича подарила ему геологический молоток специальной златоустовской выделки и закалки, сделанный ещё старыми уральскими мастерами.

– Он был со мной во всех моих геологических экспедициях в Средней Азии и на Дальнем Востоке и сейчас хранится у меня, – рассказывает он. – Когда бабушка состарилась, Мария Эрастовна взяла на себя все заботы по дому. Её очень уважали соседи-узбеки за простоту отношений и справедливость во всём.

У бабушки и дедушки было трое детей. Старший сын – Владимир Эрастович, это отец Будимира Владимировича. Он окончил Туркестанский университет, занимался на кафедре у профессора Уклонского, ученика Владимира Ивановича Вернадского. Познакомился там с Александром Евгеньевичем Ферсманом и Дмитрием Ивановичем Щербаковым – в эпоху романтического увлечения геологами и геологией вся страна знала эти имена по книжкам, а отец участвовал в их экспедициях, сидел с ними вечерами у костра.

Способности Владимира Эрастовича проявились очень рано. В возрасте двадцати лет вместе со своим однокашником он открыл ртутное месторождение Хайдаркан, оно было признано крупнейшим месторождением ртути в СССР. С 1930-х годов его жизнь была тесно связана со знаменитой Таджико-Памирской экспедицией Академии наук СССР, вошедшей потом во все учебники.

Всю войну работал главным инженером треста «Средазцветметразведка». На Чувайском ртутном руднике провозгласили лозунг: «Каждый четвёртый патрон страны – чувайский». А ведь это было не самое крупное месторождение в тех краях. Кроме ртутных, с его участием разрабатывались месторождения вольфрама, молибдена, сурьмы и другие, которые требовались военной промышленности.

Сразу после войны заболел. Сопоставляя факты, родные потом пришли к выводу, что, похоже, из-за полученной дозы радиации.

В 1952 году Владимиру Эрастовичу в составе большой группы геологов была вручена Сталинская премия, позже переименованная в Государственную. Кандидатскую диссертацию он защитил только в 1950-е годы, докторскую – в возрасте 62 лет. Работа занимала всю его жизнь, и было не до формальностей.

«Мой отец женился на Елене Николаевне Калмыковой, – пишет в своей книге Будимир Владимирович, – а я связал свою судьбу с Зоей Николаевной Зарубиной». В книге рассказывается и о роде Калмыковых и Зарубиных, породнившихся с Поярковыми, в ней есть страницы, достойные увлекательнейшего романа – и по характерам действующих лиц, и по хитросплетениям сюжетов. Такое не придумает ни один писатель. Только сама жизнь.

Когда и где их семье жилось счастливее всего? Лучше всего об этом скажут строки из письма бабушки Марии Давыдовны внуку: «Если бы матери знали такое место на свете, где их детям будет хорошо, то всех бы и больших, и малых, как бы далеко это место ни было, сносили бы на руках... Я бы тоже всех снесла на руках и не устала бы...»