Печать материала - Ильинский оазис

Ярославская областная ежедневная газета Северный Край, пятница, 01 сентября 2006
Адрес статьи: http://www.sevkray.ru/news/5/4588/

Ильинский оазис

Это то Ильинское, которое на левом берегу по дороге к Тутаеву. Не доезжая Машакова, поворот налево, еще километра полтора-два, и за изгибом дороги медленно, будто стыдливо, начинает раскрываться прячущееся в зелени село – один дом, другой, третий... Вот так же не сразу, постепенно открывается новому человеку здешняя жизнь. А когда откроется, остается только дивиться: чего здесь не увидишь, не услышишь и не узнаешь!

Ну уж сразу и оазис, ухмыльнется кто-то. Не я придумала, так мимоходом сказал о селе один местный житель. И в самом деле, вокруг то, что везде: полузаброшенная ферма, пустые поля. Но на въезде в Ильинское сразу привлекают внимание красные крыши двух разноцветных домов: у Мошковых-старших – зеленый, у их сына Ивана Михайловича – солнечно-желтый, дверь во двор Анны Васильевны Седовой фиолетовая, из-за всех заборов свешиваются отяжелевшие ветки с розовыми яблоками. И вокруг каждого дома все буквально утопает в цветах.

Если добавить, что вопреки обычаю разбивать деревенскую улицу тракторами и машинами вдрызг в Ильинском улица укатанная, крепкая – скатистая, как говорят здесь, то получается и правда оазис.

Объяснений может быть два. Одно лежит на поверхности: за исключением трех-четырех постоянных жителей, остальные в селе дачники. Другое объяснение обнаружилось, стоило копнуть чуть поглубже: почти все так называемые дачники – дети или внуки коренных жителей.

У ярославского слесаря Павла Сарафанова и отец, и мать уже на кладбище. Но для него Ильинское по-прежнему родное. Село он мне показывал вместе с Иваном Мошковым, с которым учился с первого класса. Привели меня туда, где стояла школа – увы, ее уже нет. Продираясь через заросли, мы набрели на остатки школьного сада: еще год-два назад здесь можно было выкопать вишневый корень, сейчас тут только толстые, с кривыми ветками одичавшие яблони.

– А помнишь, как ее роняли? Когда это было? Где-то в начале 1960-х, председатель колхоза тогда сказал, что кирпич нужен на ферму. Начали подкапывать фундамент. А потом, помнишь, сидим на уроке, и вдруг грохот... Что случилось? Думали, война началась. Сколько мы по этим развалинам лазали! Тут еще памятник старинный валялся...

Родные места милы воспоминаниями детства. Даже если оно выпало на войну, как у Екатерины Федоровны Зобниной, в 1941-м ей исполнилось двенадцать.

– Мы к работе смалу были привычные, нас с семи лет родители с собой в поле таскали. Но в войну пришлось так тяжело, как никогда. Днем на поле, а ночью навоз на поля возим. Или сидим картошку чистим, мама ее всю ночь сушит, а утром бригадир идет и эту картошку по домам собирает – для фронта. Лен надо было вытеребить две нормы: обвяжем руки тряпками вместо перчаток и идем: начнешь в три часа ночи и закончишь к двенадцати, чтобы хлеба дали. Жали серпами. Когда сыро, доски клали и жали – лошадь не взойдет, косилка вязнет, а мы работали.

На трудодень в колхозе давали по двести граммов шуи (это отсевки ржи), а иногда и ничего не давали. Все государству. Мы понимали, что война, ничего не просили. Корова была, теленок, но налоги большие, много ли нам оставалось! Ели лебеду, иногда мама даст молока по полстакана. Летом весь день на зелени, идем за косилкой, в лес забежим, заячьей капусты наедимся – так и жили.

После войны тоже трудно было, работать некому. Председатель колхоза идет по домам, а там одни бабушки. «Золотые мои старушки, – просит, – помогите лен поднять!» И они в свои 80 и больше идут, чтобы только в поле ничего не оставить.

И при всем при том жизнь шла своим чередом. Интересовались, что в стране происходит, что в мире. У нас одних на все село было радио. Папа больной, его душило, астма, наверное, все на печке лежал с наушниками и потом всем рассказывал новости. А мама любила газеты. Они ведь раньше недорого стоили, как ни бедно в доме, мы всегда выписывали чуть ли не все – «Правду», «Известия», «Комсомольскую правду», «Северный рабочий», «Красную звезду» – и ни одну мама не разрешала порвать. Летом ей некогда, а зимой она их все, бывало, перечитает. Сколько она у нас из них знала – про дальние моря, горы, разные страны.

Летом же у всех только работа. Это сейчас клевера никто не косит, посмотришь – слезы. А раньше и под кустами косили, и в каждой канавке – везде.

Косили, потому что было для кого. Сейчас на все село – на двенадцать домов – одна корова у Александра Васильевича Романова. Вот кто и сейчас труженик так труженик! Жена у него в городе работает, а он тут постоянно. Яблони, ухоженный красавец-сад, масса цветов, огород, кролики, дом прямо картинка – он умеет все, что нужно уметь деревенскому жителю. В объектив нашему фотографу попал, когда выкладывал печь кому-то из соседей (на снимке).

Но для большинства сегодняшних обитателей Ильинского собственное хозяйство уже не столько для пропитания, сколько для удовольствия. В будний день село словно вымирает – все в лесу, грибы пошли. Принесут корзину и опять в лес. У жены Анатолия Смирнова уже столько насолено, а остановиться невозможно – самое ведь сейчас время, только не зевай.

Прелесть деревенской жизни – в тесном общении с природой. Стоило отойти от домов чуть в сторону, и в траве обнаруживается ежик. Темная лакированная мордочка, любопытные глазки. Он свернулся в клубок только в результате уж очень настойчивых наших попыток взять его в руки, а когда мы сдались, вновь развернулся и посмотрел сердито: чего, мол, пристали.

В окрестностях села хорошая охота. Ходят на уток, на зайцев, один из моих спутников, Иван Михайлович Мошков, – заядлый охотник.

В лесной речке недавно появились бобры. Откуда они взялись, никто не знает. Охотники ходят смотреть на построенные бобрами домики, запруды, и, по негласному сговору, никто их не стреляет.

Невысокого роста, прямой Михаил Иванович Мошков по случаю вечерней прохлады прикрывает голову кепочкой и усаживается на лавочку рядом со своим домом – подышать. На доме табличка: «Здесь проживает участник Великой Отечественной войны», ее установили в прошлом году, заведующая Ченцовским клубом тогда сказала: «Всё, что можем».

На фронт из Ильинского уходили, кажется, из каждого дома, но только Михаилу Ивановичу выпало стать участником сразу двух военных парадов на Красной площади.

Война застала его в Москве, где он служил срочную. 7 ноября 1941 года их подняли в ружье в три часа ночи. Построились, вспоминает он, и двинулись на окраину города в направлении фронта. Шли через Красную площадь – о том, что тем самым входят в историю, никто думать не думал. Не до того было, прошли, и всё.

Другое дело – Парад Победы. Какой это был день и что творилось в душе – словами не выскажешь! Михаил Мошков стоял линейным рядом с тем местом, куда бросали немецкие флаги.

Наверное, было бы лучше пройти по площади в общем строю, чеканя шаг. Но не случилось, о чем он до сих пор жалеет. Строй за строем бросали рядом с ним флаги, а он стоял.

– А Жукова видели? – интересуюсь я, вспоминая всем известные кадры кинохроники с гарцующим на белом коне маршалом. Но Михаил Мошков неожиданно говорит совсем другое:

Оказывается, действительно был у Мошкова такой случай. Остановил машину, в ней военный, видимо, с супругой. Попросил предъявить документы, на что водитель очень возмутился: «Не видишь, кого везу?» Но Жуков (Михаил только тут его узнал) одернул: «Солдат при службе, покажи документы».

Удивительно, но Ильинское, оказывается, замешано в весьма сложных международных отношениях. Когда-то здесь жила эстонка, мастер молокозавода. Как ее занесло сюда, бог знает. А в бывшей церковной сторожке, переделанной в жилой дом, расширенной за счет более поздних пристроек и окруженной, конечно же, великолепным садом, и сейчас живет 67-летний Анатолий Смирнов. Судьба у него оказалась нездешняя.

– После того как была разорвана блокада Ленинграда, отступающие немцы вышвырнули нас с родины, из Ленинградской области, в Финляндию. Там в деревне мама работала на хозяина, ухаживала за свиньями, овцами – нас у нее четверо, как только выжили. Помню финнов, они во всем шерстяном ходили: брюки, кофты – все у них вязаное. А в сорок пятом году нас сюда привезли.

С тех пор Анатолий Смирнов свой, ильинский. Учился в той же школе, что Иван Мошков и Павел Сарафанов, только на несколько классов старше. А мама Анатолия состояла в школе «на звонках», оповещала об уроках и переменках колокольчиком и еще печку топила, полы мыла.

Разговор снова и снова возвращается к школе. Ее не стало, когда в селе не стало детей. А какие раньше здесь были семьи! У Киселкиных шестеро, Сарафановы – шесть братьев и две сестры, Красавины из ближайшей деревни Мотылево – девять детей.

Но, несмотря ни на что, не пустует Ильинское, летом полно гостями и малышней, да и к холодам не совсем замирает. Нынешней зимой останется со стариками Мошковыми дочь Валентина (на снимке), Володя Вахурин с женой в дедовском доме круглый год живет, Александра Васильевича Романова от хозяйства и благоустройства не оторвешь, молодой парень Сергей Макаров весь год работает в лесу, бывшая учительница Анна Васильевна Седова доживает свой век с переехавшей к ней дочерью.

Анна Васильевна учила в Малахове. Во время войны в Малахово привезли ленинградских детей, позже там стал детский дом для слаборазвитых, сейчас, как здесь говорят, он для брошенных. От Ильинского до Малахова пять километров, Анна Васильевна пробегала их за 40 – 45 минут, дочь даже девочкой за ней не поспевала. Пять км туда, пять км обратно – и так каждый день, всю жизнь.