Ярославская областная ежедневная газета Северный Край, суббота, 26 апреля 2003
Адрес статьи: http://www.sevkray.ru/news/8/43315/
рубрика: Медицина
Автор: Юлиан НАДЕЖДИН.
Фотографии: Вячеслав ЮРАСОВ.
Семнадцать лет прошло, но слово Чернобыль никем не забыто. Черную быль о нем хранят в себе те, кого страна швырнула в ликвидаторы. Все они хлебнули на ЧАЭС свою долю радиационного хаоса. Ярославский врач-радиолог Виктор Молодкин летом 1986 года пробыл на развалинах четвертого энергоблока ровно сто дней. От него, начмеда части, зависели жизни тех, кто в самом пекле чистил территорию ЧАЭС от радиации.
Виктор Михайлович и сегодня может только догадываться, кто его, отца двоих детей, тогда так крупно подставил, не озаботив себя простой арифметикой. Если стаж врача-рентгенолога медсанчасти НЯНПЗ Молодкина насчитывал восемь с половиной лет, и каждый год специалист на этой должности набирает по 5 - 7 рентген, то его суммарная доза облучения и тогдашний КЗоТ давали право хоть немедленно уходить на пенсию. Это в теории. А в жизни два месяца спустя после взрыва его призвали в Чернобыль. Из военкомата нагрянули ночью, дали пятнадцать минут на сборы, а чтобы лишних вопросов не задавал, с порога предупредили: "Вы находитесь в условиях военного времени". На месте, на границе 30-километровой зоны отчуждения, в окруженном сосняками пустом поле их спецбригаде была поставлена боевая задача: дезактивация четвертого блока и территории вокруг станции. Начмед отвечал за радиационную разведку в батальоне ликвидаторов и за безопасность всех работ. Сразу выяснилось, что дозиметров и средств защиты на всех не хватает, а значит, соображай побыстрей, вертись поживей, товарищ капитан, ради этих ребят, вынужденных расплачиваться за чужие грехи собственным здоровьем. Всеми правдами и неправдами доставал про запас упаковки с "лепестками" - индивидуальными повязками, прослоенными спасительной "тканью Петрянова", которая впитывает радиоактивную пыль. Это была их единственная защита. По собственной инициативе строжайшим образом следил, чтобы через два часа ликвидаторы меняли повязки, так как дальше они теряли свои свойства. К тому же безбожно врали армейские карандаши-дозиметры, рассчитанные на ядерный взрыв, жесткое гамма-излучение, что пронизывает живые ткани, как ураганный ветер листву. Капитан размягчил своими сердобольными заботами души начальников и получил дополнительное оборудование: три новенькие дозиметрические установки нового поколения. Иначе малые дозы облучения, с его свойством накапливаться в организме, засечь было бы просто нечем. Пожар на четвертом блоке к тому времени был потушен, над развалинами реактора клубилось легкое, нестрашное на вид облачко. Любой профессиональный радиолог понимал как дважды два, что адская машина продолжает свое черное дело, идет неуправляемая ядерная реакция с выбросом почти невидимой глазу радиоактивной смеси. Работы шли под стенами четвертого блока, со скрупулезным хронометражом начмеда, на участках, обозначенных флажками или просто палками. Вручную расчищали дорогу бульдозерам и самосвалам: убирали искореженную арматуру, обломки бетона и столярки, оплавленный графит, во время взрыва разлетевшийся в радиусе километра на полтора. Все вывозилось куда-то в зону отчуждения и закапывалось. После возвращения батальона в лагерь со станции доктор Молодкин засучивал рукава. У любого самого цветущего здоровяка на ЧАЭС с первых недель начинал барахлить иммунитет. Если от привычных последствий каждодневного стресса - заторможенности вперемежку с коварным легким опьянением - ликвидаторов мог избавить до утра обыкновенный душ со сменой белья в пункте спецобработки, то от "стула" мог помочь только госпиталь. В основном начмеду приходилось надеяться только на себя. Против ожогов дыхательных путей вместо отсутствующих адсорбентов вовсю шла сода, щелочное питье, а боли в суставах худо-бедно снимал обыкновенный анальгин. Собственную дозу облучения Молодкин знал точно. Она вплотную подступила к цифре, за которой начинается лучевая болезнь. У него на лице, на руках трижды, как после солнечных ожогов, облезала кожа. Осторожно заговорил как-то об этом с главным радиологом бригады. "Мы тебя, капитан, все равно не отпустим", - сказал, как отрезал, тот. А собственную дозу, дескать, можешь даже и не мерить - запишем тебе в военный билет, сколько нужно, чтобы считаться здоровым. К концу третьего месяца сборов капитан Молодкин чувствовал себя в зоне отчуждения всезнающим старцем. Научился определять радиацию и по запаху (напоминает дух прелого сена или дешевых сигарет), и на вкус - словно от прокисшего маринованного огурца откусил. Его инструкция по питанию для личного состава части и для отъезжающих домой пользовалась спросом в зоне отчуждения, ходила по рукам в машинописном самиздате. Там, кстати, было кое-что из тех премудростей - например, про "зеленую диету" - о каких после Хиросимы и Нагасаки додумались японцы и чему сегодня Молодкин учит будущих эскулапов на своих курсах общей и частной патологии в Ярославском медколледже. Перед отправкой домой начмед, как полагалось, выслушал краткий инструктаж особистов. Смысл его сводился к жесткому требованию держать язык за зубами. Фотографировать в зоне отчуждения категорически запрещалось. Но ребята из комендантской роты генерала знали: если нельзя, но очень хочется, то можно. И втихую "щелкали" для домашних фотоальбомов. Начмед выпросил у них пару кадров, профессионального интереса для. Парни снялись на окраине обезлюдевшего Чернобыля, километрах в пятнадцати от ЧАЭС. За плечами - сосны и старый городской погост. Только кресты новенькие. Те, что после аварии появились здесь вдали от людских глаз без оркестров и поминальной стрельбы в воздух. Фото Вячеслава ЮРАСОВА.