– Как получилось, что вы стали снимать картину вместе?
– Мы с Томашем знакомы еще со ВГИКа. В прошлом году я позвал его в председатели жюри «Чистых грез». И показал в ретроспективе «Железную пяту олигархии», которая в свое время обошлась мне в 25 тыс. долларов. Томашу понравилось, он нашел 30 тыс. евро и предложил мне совместную постановку. Мы набрали пива и сели у меня в студии писать сценарий. Времени было два дня, но мы, не знаю как, управились. Пили, спали и писали, спали, писали и пили... На третий день мы проснулись и обнаружили, что в сценарии север, олени и вертолеты. И все это безумие нужно уложить в 30 тысяч.
– Вы северный человек?
– Самый что ни на есть. Родился в Тюменской области, в Ханты-Мансийском автономном округе. Я не только татарин и русский, но к тому же еще и ханты.
– Про что кино?
– История, я бы сказал, этномистическая. Один нувориш купил на севере оленье стадо, а оно все тает. Ему говорят, что виноваты волки, но он не верит и посылает человека, которого играю я, разобраться, кто виноват – волки или оленеводы. Этот парень приехал, напился и напудрил оленеводам мозги, что он человек метафизический. Надебоширил, а потом куда-то исчез. То ли его убил муж соблазненной им женщины, то ли просто свалил куда-то. Но и волки исчезли.
– Много вы сняли?
– Процентов сорок. Мы бы сняли больше, но было зверски холодно, и жить в палатке рядом с оленеводами стало очень тяжело.
– А если бы снимали в более теплом климате, успели бы?
– Думаю, что да. На морозе почему-то креативность снижается. Выжить можно, а творческая жилка очень слаба. Как мы ни помогали себе спиртом, котелки не варили. Почему немцы летом выигрывали, а зимой проигрывали? Причина называется «генерал Мороз». Но не в том только дело, что смазка у их танков застывала и шестеренки не крутились, а еще и в том, что немецкие мозги в такую зиму шевелились еще хуже, чем русские.
– Зимой холодно и в Питере. Сказывается ли это на творческих жилках участников вашего ноябрьского кинофестиваля, где вы собираете странные фильмы, не вписывающиеся в мейнстрим?
– Это фестиваль для авторов, а им у нас очень жарко. Ведь мы занимаемся их перевоспитанием.
– Да ну?
– Ну да. Выясняем их позицию, насколько она искренняя, и открываем новые перспективы в борьбе за гармоничную личность.
– Борьба с правилами или без?
– Рукоприкладство и мордобой допускаются. Задача состоит в том, чтобы с помощью разного рода воздействий вернуть автору истинное лицо. Ради такой чистой цели все средства хороши.
– Чистая цель оправдывает только моющие средства. И что же, все участники наваливаются на одного и бьют его, пока он не обретет собственное лицо?
– Пафос фестиваля именно в том и заключается, что человек должен выглядеть как можно более естественно, иными словами, отвечать своему проекту. Главная проблема – понять, для чего человек рожден. Это массовая психотерапия.
– А если в человеке никакой проект не заложен?
– Когда копнешь поглубже, у человека обнаруживаются естественные позывы к творчеству. И все люди в некоем состоянии поэтически организованы.
– Каким же образом коллектив или группа людей могут помочь человеку обрести соответствие своему внутреннему проекту? Разве они лучше об этом знают, чем он сам?
– А это чудо. Чудо коллективного бессознательного. В любом случае человек, если рассмотреть его проект, создан по образу и подобию божьему. То есть он тоже созидатель. Всемогущество человека может быть невероятным, просто мы об этом не подозреваем. Поэтически чувствующий человек – как Икар, сознающий в себе огромные силы. Но чтобы привести человека в творческое состояние, требуется атака на стереотипы, на коросту, которой покрыт этот несчастный.
– Что же чувствуют люди, прошедшие через горнило фестиваля и хлебнувшие чистых грез?
– Как правило, глубокую благодарность ко мне. На самом деле я думаю, у них появляется знание, что не все в мире продается и покупается. Я имею в виду за большие деньги. Есть и то, что можно купить и продать за небольшие суммы. Например, малобюджетные фильмы.
– Какова, по-вашему, роль дебоша в искусстве?
– Искусство – это преображенное поэтическое размышление о реальности. Дебош и в искусстве, и в реальности преследует одну цель – начать говорить. Через провокацию начинается разговор. Дебош – это незамутненная реакция, как нецензурная брань. Она в свою очередь тоже вызывает реакцию, и люди, которые используют дебош в искусстве, планируют вызвать эту реакцию. Дебош – проявление кризиса человеческих отношений. Это акт отчаяния, крик страждущего в пустыне. Действие человека, который хочет пить.
– Дебош в искусстве отличается от дебоша в жизни?
– Дебош в искусстве прикрывается индульгенцией, заработанной теми жертвами, которые понесли художники предыдущих поколений, особенно XIX века. После этого возникло представление, что художник имеет право на дебош, и в наше время это беззастенчиво используется. Дебош хорошо продается в виде перформансов. В искусстве он безнаказан. А в действительности дебошир сталкивается с правоохранительными органами, которые часто путают искусство с действительностью. Помните рассказ Шукшина «Обида», где мужика не пустили в больницу к матери и он задебоширил? У него был срыв. Дебош – это русская национальная тема. Она сакральная, как юродство. Я к дебошу отношусь с уважением, потому что это очень рискованное занятие.
– Проза Шукшина сыграла какую-то роль в вашей жизни?
– Она многое во мне объясняет. И не только во мне.
– Можно ли определить ваше амплуа шукшинским словом «чудик»?
– Да, если говорить об абсолютной жажде справедливости. За этим многое стоит. Общенациональное. И абсолютно бессмысленное. Единственная страна, которая занимается бессмысленными делами, – Россия. Ведь если взять, например, построение Советского Союза или жажду мировой революции – все это вполне бескорыстно и вполне бессмысленно.
– Иными словами, революция – дебош в масштабах страны, а мировая революция – дебош в мировом масштабе?
– Да, естественно. Это нужно признать и с этим жить, причем жить счастливо.
– Я впервые увидел вас в фильме «Асса» и с тех пор запомнил. Это была ваша вторая роль в кино?
– Да. Первым был «чудик» из более раннего фильма Соловьева «Чужая Белая и Рябой». Кстати, он меня заметил во
ВГИКе в этюде, который мы делали по Шукшину. Так что Шукшин действительно сыграл определенную роль в моей жизни.
– Но слава пришла к вам после «Ассы»?
– Я бы сказал, прогнозируемая слава. Она не открыла мне глаза на себя. В сущности, я сыграл юродивого. Это было попроще, чем играть Шукшина. Мне казалось, что трагедия моего героя в том, что он в самом деле хотел быть космонавтом, но ему не дали. И он придумал себе легенду и поверил в нее.
– Когда вас принимают за ваших героев, а это, наверное, случается часто, вы поддерживаете эту иллюзию?
– Зрители редко общаются со мной как с человеком, больше как с персонажем. И это общение обычно недолгое. Поэтому мне проще на это время вернуться в прошлое, когда я не был персонажем, а просто жил.
– Почему вы, будучи культурным человеком, чаще играете нечто противоположное?
– Это не мой выбор. Это такой режиссерский штамп. Но вот Хотиненко недавно случайно взял меня на роль генерала Корнилова. По-моему, достойное соответствие...
//Беседовал Виктор МАТИЗЕН. (Публикуется в сокращении.)
* * *
Александр Баширов родился 24 сентября 1955 года в деревне Согом Ханты-Мансийского автономного округа. В 1972 году приехал в Ленинград, где в ПТУ овладел специальностью плиточника-облицовщика. В 1989-м окончил режиссерский факультет ВГИКа. Известность получил благодаря участию в фильмах «Асса» (1988), «Игла» (1988), «Кома» (1989), «Черная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви» (1990), «Дом под звездным небом» (1992). После института уехал вместе с женой-американкой в США, где занимался повышением актерского мастерства в Нью-Йорке. Через несколько лет вернулся в Россию. В 1996 году в Петербурге организовал студию «Дебошир-фильм», где в качестве режиссера снял фильм «Железная пята олигархии» по мотивам романа Джека Лондона. Участвовал в проектах Сергея Курехина. Вместе с лидером группы Tequilajazzz Евгением Федоровым работает с финской авангардистской рок-группой Сleaning Women.
