Дальний пояс обороны, состоящий из двух рубежей, шел от Пошехонья до Углича и озера Неро. Два его огромных участка – северо-восточный и юго-западный рубежи строились осенью и зимой 1941 года. Автор публикации отмечает, что это была уникальная военная стройка, но время всесильно, и сейчас следов ее почти не осталось. Верно. Осталась только память. В том числе и у нас, в Мышкине.
...Город географически оказался почти в центре юго-западного рубежа, и здесь развернулись большие и тяжелые работы. Строили заволжские линии обороны и укрепляли сам маленький город. В осенние короткие дни все трудоспособное население выходило на земляные работы – на правом берегу Волги почти беспрерывно копали противотанковые рвы, блиндажи, траншеи и окопы.
Все заволжские деревни были переполнены работниками. На ночь в каждый дом набивалось столько народу, что спали «на каждой тесине пола». Лежали так плотно, что повернуться с боку на бок едва удавалось. Да редко и поворачивались: молодые парнишки, девчонки, женщины так нарабатывались за день, так уставали в борьбе с землей, что, едва поев скудной пищи, валились вповалку хоть как-то отдохнуть.
Рабочая сила была истинно жалкая, «бабья армия» – так их звали. А все работы – крайне тяжелые, постоянная изматывающая борьба с землей, крепко прошитой сосновыми корнями – ведь почти все заволжские линии обороны строились под лесным прикрытием. Только отдельные огневые точки, пулеметные гнезда выносились вперед – на самый берег и на волж-ские острова.
Трудно представить, сколько земли перевернули и перетаскали тогда женские руки, ведь только основной противотанковый ров шел непрерывной линией по всем танкоопасным участкам – от села Круглицы до деревни Плоски – чуть не двадцать километров, а потом вскоре опять возобновлялся и шел почти до деревни Баскачи, от которой уже недалеким был Углич. Линия обороны строилась в несколько рядов, начинаясь с укреплений на островах, продолжаясь противотанковым рвом, системой дзотов и железобетонных колпаков пулеметных гнезд.
Много выручали саперы со взрывчаткой, но все остальное – вручную. Даже бетонные колпаки катали и устанавливали руками. А уж про траншеи, ходы сообщения и блиндажи нечего и говорить. Блиндажи строили капитальные, в три-четыре наката бревен (они еще существовали даже в начале 60-х годов). Перед огневыми точками широко валили лес, расчищая секторы обстрела. Все это – на правом берегу.
А на левом, западном, самом близком к врагу, единственным узлом обороны должен был стать Мышкин. Городок весь опоясали окопами и рвами (одна из линий и сейчас цела возле больницы имени Д. Л. Соколова). На перекрестках улиц строили доты, собранные из густо насыщенных металлом бетонных «бревен». Заглубленные в землю, они выглядели внушительно. В Мышкине были размещены подразделения зенитчиков-наблюдателей, и из оставшихся в городе пожилых и не очень здоровых мужчин создали истребительный батальон. Всех старших ребят и домохозяек обучили борьбе с зажигательными бом-бами.
И все вовремя. Зенитчики сразу начали свою службу – их отдельный дивизион у Волжского железнодорожного моста сражался с немецкой авиацией каждый день. А воздушные бои с немцами, летевшими громить Рыбинск и Ярославль, проходили то над Мышкином, то над заволжскими лесами. И у советских летчиков уже были первые потери. Два наших самолета разбились возле деревни Лютово, а потом третий «ястребок» рухнул прямо за линиями обороны у деревень Борок и Могилицы. Погиб молодой летчик, принявший свой первый бой...
Один из наших самолетов сумел сделать посадку в самом Мышкине, на берегу у переправы, и пилот был страшно раздосадован: «Эх, бензин кончился! А моя атака была такая красивая!» Старики-переправщики печально улыбались: «Молодое дело... Нашел от чего огорчаться... Слава богу, что жив...»
Мышкинский истребительный батальон тоже начал свою боевую работу, прочесывая леса для блокирования и поимки диверсантов и летчиков сбитых немецких самолетов. Тем временем фронт все близился. Городок, совсем не имеющий никакой серьезной промышленности, бомбили, очевидно, для острастки. («Немец на психику давит...» – шутили мышкинцы). При первой бомбежке враг высыпал «целую полосу» зажигательных бомб, которые особого вреда не причиняли, ударив по дворам и садикам, да, к веселью мышкинцев, поразив... один из туалетов. «По важному стратегическому объекту немец бьет!» – смеялись домохозяйки, показавшие отличную боевую вы-учку, потушив все «зажи- галки».
А вот на оборонительных работах было не до шуток. «Бабья армия» начисто вымоталась, до последней жилочки напрягаясь в тяжкой бесконечной работе. Туда уже бросали всех, в том числе и старых, и нездоровых людей. Так, одной из бригад командовала Клава Максимова, инвалид с детства, имевшая тяжелые физические недостатки. Все терпела, работала как могла да еще частушки сочиняла про неизбежный конец фашизма и нашу непременную победу.
В глухом лесу возле Шалимовского болота самые проверенные и надежные люди построили базу для будущего здешнего партизанского отряда и уже завезли на нее все необходимое – от продовольствия до инвентаря. (И все это там сохранялось до послевоенных дней.) Юго-западный рубеж формировался на глазах. Под Москвой положение становилось все грознее, а потому ещe больше суровели и порядки, и люди здесь, в тылу. Каждое утро, кой-чего поев и попив тепленькой водички, еще в потемках брели, подтягивались на рабочие места и с рассветом начинали войну с тяжелой лесной землей. Гремели взрывы, шаркали лопаты, от тяжкого труда болели руки, от тяжких мыслей – сердце. Ведь почти у каждой труженицы были на фронте все мужики ее семьи, а многим уже и похоронки пришли...
И единственный раз просветлели их лица и засияли на глазах уже счастливые слезы, когда им на работу пришла весть о победе под Москвой. «Бабоньки! Погнали наши от Москвы этих сволочей!» Весть катилась от бригады к бригаде, и везде улыбки, счастье и слезы, слезы...
Юго-западный рубеж и вся ярославская линия обороны нашей армии не пригодились. От стен Москвы война тяжкой, кровью пропитанной поступью тихо пошла на Запад. Умолкли взрывы на берегах Волги, стали возвращаться домой измученные непомерной работой труженицы. А вся построенная ими фортификация никуда не девалась, в небытие не ушла. До сих пор как остатки трудов неведомых исполинов тянутся сквозь леса противотанковые рвы, странными ямами открываются рухнувшие блиндажи и сурово смотрят черными амбразурами во многих местах стоящие в лесу железобетонные пулеметные гне-зда.
Встреча с ними – запоминающееся мгновение. Они есть и на волжских островах, и в прибрежных лесочках, и в зеленой глухомани густых ельников. Но где бы ни стоял такой суровый встречный, к нему ведет подзаросшая, но четко видная расширяющаяся просека – сектор обстрела, зона его боевой ответственности.
Железобетонные «бревна» дотов до недавнего времени надежно служили для устройства причальных стенок мышкинской переправы. А в народном музее несут вечное дежурство два выходца с юго-западного рубежа – противотанковый еж и железобетонный колпак. Они здесь для воспоминания о юго-западном рубеже, о готовности нашей страны сражаться до последнего метра своей земли и о непомерных трудах тыловой «бабьей армии».
А с ними рядом – оружие зенитного дивизиона, одного из немногих воинских частей, принявших бой на позициях юго-западного рубежа. Но это отдельная большая тема, память о которой все дальше уходит в былое и звучит все глуше, как раскаты дальней грозы...
Владимир ГРЕЧУХИН