Играющий протей

Натура беспокойная, он все время ищет то, чего еще не было, а потому и предстает непременно новым, регулярно неожиданным. Едва ли не каждая его новая роль – это опыт самопреодоления, выхода за пределы житейских привычек, театральной рутины. В искусстве такую неугомонность встречаешь, честно говоря, не всегда. Его театральная родина – Рыбинск. Совсем мальчишкой, в семнадцать лет, Стужева приняли актером в здешний драмтеатр. Было это давно, когда город еще прятался под псевдонимом Щербаков. А потом он отправился на завоевание мира. В Москве закончил сразу два факультета ГИТИСа, в молодости каждый год менял города и театры, – сладко было по карте выбирать новые дали и предвкушать новые роли. Он верил: кто рискует – тот и выигрывает в большой игре жизни. С ролями ему повезло сразу. Молодым он успел сыграть и шекспировского Ромео, и шиллеровского Фердинанда, и чеховского Треплева. Я запомнил Виталия Стужева с начала 80-х. Тогда он приехал в Ярославль и лет восемь блистал на нашей волковской сцене. Времена в театре, правда, были неопределенные. Старое ушло, новое едва начиналось. А Стужев – человек азартный. Он начал работать со студентами-любителями. И когда в городе появился режиссер Глеб Дроздов, увлекся театральными экспериментами этого яркого, противоречивого художника и человека. Дроздов попытался переделать театр имени Волкова, подмять его «под себя», под свой эксцентрический и немножко эстрадный вкус. Проект был авантюрный. Исторический опыт показал, что такая переделка – затея несбыточная. Дом Волкова похож на Россию: всякий, кто попытается ее взять силой, рухнет, как в бездну. Но страсти тогда разгорелись нешуточные. Шли борения, труппа разделилась, и вскоре Стужев оказался вместе с Дроздовым в Тольятти. Дроздовский театр «Колесо» потом не раз приезжал к нам, и было понятно, что он имеет полное право на существование. Наверное, не помешал бы такой и Ярославлю. Хотя бы не на волковской сцене. В «Колесе» Стужев сыграл Отелло и Гаева. Эти роли органично вписались в список его театральных завоеваний, который к тому времени включал в себя Дон-Жуана, Цезаря, Карандышева, Глумова, Зилова, чеховского Иванова... Каждый театрал понимает: для того, чтобы в театральной биографии оказались такие работы, должна сопутствовать огромная удача. Но их не запишешь только на счет каприза судьбы. Чтобы сыграть такие разные и такие принципиальные роли, нужен незаурядный творческий потенциал. Нужны высокоразвитая способность к перевоплощению, вкус к изменениям. Стужев меняться любит. Ему интересно новое, ему хочется быть другим. Поиск новизны Стужев продолжил в Ярославском театре юного зрителя. В последних своих ролях, уже на сцене ТЮЗа, он этому вкусу верен. Невозможно сказать, что объединяет его новых героев: его иностранного шарлатана Вральмана в «Недоросле», его обаятельного мерзавца Сильвера в «Острове сокровищ», его незадачливого главу беспутного семейства Ивана Коломийцева в «Последних»... Разные краски. Разные театральные средства. От психологии и быта к гротеску и эксцентрике – и обратно; это впечатляет. Если выбирать, сегодня я выберу окаянного Сильвера. Вождь люмпен-пролетариата, крестный отец пиратской мафии – фигура не столь уж древняя. Таких бандитских атаманов способен плодить и новый век. Хромой обманщик, лукавый двурушник, Сильвер у Стужева то елейно, приторно-вежлив, то глумливо, грозно ласков. «Старое повидло». Погладит тебя по головке – и тут же сунет между ребер нож. Есть в нем что-то и от пресловутого бен Ладена. ...Но все же существует предел перевоплощениям. И когда вы услышите про Стужева, музыканта и поэта, то знайте: это не Виталий Стужев, это сын нашего героя, Андрей Стужев, широко уже известный в узких кругах бард, студент филфака педуниверситета – юноша задумчивый и скромный, так и не дерзнувший показать мне свои стихи... Играл Стужев в России, играл в Англии. Недавно сыграл и в Турции. Это была главная роль в спектакле ТЮЗа «Ночной канал», поставленном по современной турецкой пьесе Эрдурана. Рамиз – турецкий интеллектуал, мусульманский алкоголик и пожилой любовник. А еще – человек, умеющий отмобилизовать ресурс благородства в нужный момент и в нужном месте. Чуткость, достоинство русского интеллигента – это привносится актером в роль, которая требует соединить такую северную интеллигентность с яркостью и чистотой сильного южного чувства. В жизни он тих. Говорит вполголоса. Шутит ненавязчиво. Живет незаметно. Так бывает у актера, когда он все отдает сцене. Может быть, именно поэтому на театральной сцене Стужев, можно сказать, царит, даже если роль его невелика. Сознавая этот свой ресурс, он несколько раз попробовал себя и в моноспектакле. Один на сцене – это страшно. В «Иуде Искариоте» Стужев справлялся с дрожью в поджилках путем огромной концентрации драматической энергии. Это было отнюдь не лишним, учитывая тему и жанр. Роль получила признание и призы на российских фестивалях. Играть со Стужевым на одной сцене, наверное, непросто. Это актер сильного темперамента и сильного магнетизма. Он притягивает к себе внимание зрителей. Иногда это свойство воспринималось даже как излишний нажим. Было такое. Но в последние годы он умеет пользоваться полутонами и виртуозно связывает себя интересом актерского ансамбля и идеей постановки. Он умеет служить театру. И вообще Стужев сделался на редкость точен, пунктуален в своих ролях. Он отмеряет и взвешивает. Но тем сильнее временами гремит его страсть, крепко зажатая в железные тиски. На снимках: Виталий Стужев в спектаклях «Недоросль» (вверху в центре) и «Последние». Фото Вячеслава Юрасова и Дмитрия БАХТИНА.