Алексей ГУСЬКОВ: «У меня все получается легко»

– Сегодня театр и кино к Чехову неравнодушны как никогда. Даже в Большом театре поставили балет по «Палате № 6». Сегодня тот же сюжет экранизируют. Откуда возникло у вас желание сыграть в киноверсии этого чеховского рассказа? – У меня давняя любовь к «Палате № 6». Еще в 1988 году я играл в спектакле «Двести верст от железной дороги» в творческих мастерских по этому рассказу. Мне казалось, что «Рагин» – это про меня. Сейчас уже я в этом не уверен, но все равно этого героя люблю, хотя, как выяснилось, во многом с ним не согласен. – Что же происходит с Рагиным, которого вы играете в кино? – На него обратили внимание – это у Чехова так написано. Кажется, примерно так: «Если вам скажут, что у вас больные почки, что вы сумасшедший или преступник, иным словом, если люди на вас обратят внимание, значит, вы попали в заколдованный круг, из которого нет выхода. Никакие человеческие усилия не спасут вас. Сдавайтесь». Рагин в моем фильме действует, пока на него не обращают внимания. Но знаете, не мое дело сейчас трактовать. Будет фильм – будет критика, будут и мнения. – Но свет­то там есть в конце туннеля? – Свет есть в нас. Для меня, как ни странно, эта картина светлая. Рагин освобождается, хотя и трагическим способом. – Мрачно получается. – А у меня трагическое ощущение жизни. Временами. – Вы же во всех отношениях успешный человек. Откуда печаль? – Про успешного человека я бы так уверенно не говорил. У меня были разные периоды в жизни, и успех пришел только несколько лет назад. С годами я стал фаталистом, но это не приносит мне покоя. Зато я точно теперь знаю, что с течением времени неприятные ситуации, запутавшиеся отношения, любые проблемы все равно разрешатся каким­то образом. Поэтому не стоит определять мое состояние как «печаль». Просто я начинаю понимать, что мечты сбываются, но мы не всегда знаем, о чем мечтали на самом деле. – Вы первый раз набираете курс. Чему вы будете учить студентов? Что вам кажется самым главным в профессии? – Как сказал мой любимый драматург и писатель Антон Павлович Чехов, беда не в отсутствии характера, а в отсутствии веры в свое право. У меня эта вера существует. И я буду активно защищать территорию психологического театра, в традициях которого я был воспитан и в традициях которого мы постараемся воспитать наших студентов. – А как же ваше сотрудничество с режиссером Кириллом Серебренниковым? Вы ведь довольно интересно репетировали вместе. Эксперимент с авангардом закончен? – Авангард не подразумевает произвольности и необязательности форм. А молодая театральная режиссура грешит именно этим. Актеры моего поколения легко покупаются на экстравагантность. Я объясняю это сочетанием любопытства и комплекса художественной неполноценности. Надеюсь, что скоро в нашем театре появится человек, который сможет соединить современную форму и содержание. У меня сейчас сложное отношение к современной драматургии и режиссуре. В конце концов вся жизненная философия не может сводиться к трем сюжетам. Сюжет первый. Она должна дать сейчас же. И если она не дала, то мир рухнул, можно застрелиться или повеситься и т. д. Сюжет второй. Она дала, а я не смог. Далее – по прежней схеме. Сюжет третий. Она не дала, а я и не просил, потому что хочу не ее, а его. Когда весь человек сводится к физиологии – это печально. – Но, может быть, сейчас это актуально? – Может быть. Хотя по опыту знаю, что остаются только те произведения, которые говорят о вечном. – Вы начинали актерскую жизнь в Театре им. Пушкина, работали в Театре на Малой Бронной, в Театре им. Гоголя. Последние лет пятнадцать вы существуете наособицу, вне какого­либо коллектива. В каком театре вам сейчас хотелось бы работать? – Я сейчас участвую в нескольких театральных проектах, играю на сцене Театра имени Пушкина и «Табакерки», но в штате нигде не состою. Долгие годы существую в роли приглашенного, залетного человека и думаю, что это нехорошо для меня. Хотелось бы играть в репертуарном театре. Но, похоже, наш русский репертуарный сейчас доживает последние дни. В одном из интервью Михаил Швыдкой сказал, что в России останется три­четыре театра­монополии. Достояние нации. Их будет содержать государство. Все остальное раздадут под антрепризу, потому что театр себя не окупает. Наверное, это требование времени. Хотя какая коммерческая составляющая могла быть у Эфроса, Товстоногова, Ефремова, Захарова, у Гончарова, когда они начинали, создавали труппу, составляли ансамбль, коллекционировали артистов, чтобы решать иные – художественные задачи. Эти режиссеры выращивали артистов. У них была совсем другая составляющая – творческая. – Что для вас является главным критерием, по которому можно определить, талантлив актер или нет? – Первое и самое важное – артист на сцене должен уметь удержать мое внимание, не дать мне расслабиться и перестать следить за происходящим. Сейчас сижу на приемных экзаменах. Идет поток абитуриентов. Все читают примерно похожие наборы: стихи, басня, проза. И вдруг мое внимание на ком­то концентрируется. Значит, у человека есть «энергия заразительности». Еще для меня важно наличие в человеке любопытства к миру, к людям. Талантливый человек не может быть нелюбопытным. Поэтому спрашиваю, что читал, что смотрел. Актерский ум – это и есть любопытство. Ольга АНДРЕЙКИНА.«Новые Известия».