В середине 1920-х годов СССР оказался перед неизбежным историческим выбором, в каком направлении развиваться пока ещё отсталой аграрной стране. Аграрный путь развития, несомненно, привёл бы страну к катастрофе в 1941 году, Сталин же и его сторонники в ЦК исходили из весьма прагматичной оценки ситуации. В Москве было хорошо известно о планах Гитлера в отношении Советского Союза, а так же и об отношении стран Запада, стремящихся подтолкнуть Германию к войне с СССР. Именно в такой ситуации разворачивалась советская индустриализация. Это действительно сложная и драматичная, но и невиданная по масштабам страница мировой истории. За 13 лет в стране было построено около 8900 крупных предприятий, то есть в среднем одно-два предприятия в день, и сделали это не миллионы заключённых, а десятки миллионов обычных граждан страны, это факт.
К цифрам вообще нужно подходить очень осторожно, и профессиональные историки всегда знали, что цифры Александра Солженицына отличаются от действительных на порядок (лишние нули у него норма). Настоящие же данные давно опубликованы, просто о них не любят вспоминать. Да, эти цифры выглядят масштабно, но это всё же не десятки миллионов, о которых без конца повторяют в СМИ. Поэтому говорить об индустриализации на костях оскорбительно в отношении тех людей, которые создавали основу промышленной мощи страны. По основным показателям к началу войны страна вышла на второе место в мире. Этот промышленный потенциал позволил выиграть военное и экономическое противоборство не только с фашистской Германией, но и с десятком государств – её союзников. Без этого «большого скачка» мы бы сейчас не готовились праздновать 65-летие Великой Победы.
Соглашусь с тем, что великое искусство, как показывает весь мировой опыт, всегда создавалось в борьбе, открытой или внутренней. С деспотизмом и просто непониманием властей, прежде всего. Ничего великого и даже сколько-нибудь выдающегося за последние два десятка лет мы не имеем. Коммерциализация убивает культуру медленно, но навсегда.
Что же касается сноса памятников и «сталинской реконструкции» городов, то эта проблема возникала всегда. К тому же не стоит забывать и того, что именно в 20-е годы была проведена самая крупномасштабная реставрация в стране, в том числе и памятников церковной старины. Я бы скорее здесь говорил о нецивилизованной традиции российских властей вообще в отношении памятников прошлого, что наблюдается и сейчас.
Подготовку же Сталиным нападения на Германию я отношу к той же серии, что и «большевики – германские шпионы». Я не знаю крупных историков ни российских, ни зарубежных, которые серьёзно обсуждали бы этот вопрос. Публицистика здесь не в счёт.
Что касается вопроса о духовности и подрыве духовных корней в годы сталинизма, то, конечно, Сталин видел в религии идеологического конкурента. В преследовании церкви сыграл свою роль и такой фактор как откровенное неприятие церковью Октябрьской революции и антибольшевистская позиция церкви в Гражданской войне. Изменение же позиции церкви в отношении государства и Сталина в годы войны изменило отношение и самого Сталина к ней.
Подводя итог, я бы хотел сказать, что не считаю, что можно всерьёз говорить о реабилитации Сталина. Победа в войне – это массовый подвиг целого поколения, а победили они с той идеологией и с тем вождём, но победили не для Сталина, а для всех нас и для тех, кто придёт после нас. История в нашем обществе, к сожалению, всегда была только служанкой политики. И историки привыкли «колебаться вместе с курсом партии». И неважно, какая это партия. Важно, что правящая.
Николай РЯЗАНЦЕВ, кандидат исторических наук, Ярославль.