И отрекаются, любя
Мама Лидии Чюринскиене была чистокровной эстонкой, даже по-русски говорила плохо. Имя носила экзотическое - Армета Яновна, фамилию сладкозвучную - Сирель, а вот судьба ей выпала трагическая. Сама Лидия Борисовна мать помнит смутно и историю ее знает только по рассказам старшей сестры.
Когда началась война, Армета Яновна жила в Ленинграде, растила троих детей: старшую Лилию, среднего Аральда и младшую дочку Лидию, которую родила за полгода до начала блокады - в июне 1941-го. Несколько месяцев спустя на улице уже окруженного фашистами города женщина случайно подняла немецкую листовку, после чего ее немедленно арестовали. На допросе Армета не назвала своего мужа - Бориса Соколова, ну а дети были записаны на ее собственную фамилию.
Отца Лида не помнит совсем, хотя старшая сестра Лилия и говорит, что она - копия папы. Знает лишь, что он был летчиком-истребителем, привозил подарки в планшете. Если бы не показания Арметы Яновны, фактически отрекшейся от него на допросе, - быть и ему в лагерях. Правда, жена его все равно пережила: Борис погиб в бою вскоре после того, как ее, не взирая на троих маленьких детей, обвинили по статье 58-10 ч. 2 "Контрреволюционная пропаганда и агитация" и отправили в Волголаг.
Поступок матери Лида поняла и оценила много позднее, а до этого долго обижалась и недоумевала: зачем отреклась от отца?
"Колючее" воспитание
В сентябре 1942 года из блокадного Ленинграда началась эвакуация. Так все дети Сирель очутились в Ярославской области: Лилю отправили в детский дом для школьников в Любиме, Алика - для дошкольников в Брейтово. Ситуация с младшенькой сложилась драматичная.
- Сестра говорит, что я была маленькая, слабенькая, постоянно плакала, - рассказывает Лидия Борисовна. - Меня накрыли белой простынкой и сказали: если не сразу на Пискаревку, то в эвакуацию...
На ленинградское кладбище ребенку, к счастью, попасть не довелось, альтернативой ему стал Углич.
Много лет спустя она узнала, что детей везли в одном эшелоне с заключенными. Армете Яновне дали восемь лет и отправили в Углич на строительство плотины. О том, что дочь находится совсем рядом, Армета Яновна, возможно, догадывалась, только самого ребенка, скорее всего, так и не увидела.
Содержали детей и женщин в разных бараках, но на улицу часто выводили одновременно: заключенных - на работу, а детвору - на прогулку. Матери пытались выкрикивать имена детей, ждали, что те откликнутся.
- Может, она и звала, да мне ведь было всего полтора года, - говорит Лидия Борисовна.
За колючей проволокой Лидия Сирель пробыла больше трех лет, а после окончания войны ее отправили в угличский детский дом № 89, где она и воспитывалась до 1957 года.
Армета Яновна, освободившись из заключения, уехала к себе на родину - в Тарту. Оттуда пыталась разыскать детей, писала в разные детские дома, но долгожданных ответов так и не получила.
В детдоме Лидия росла и училась. Самое тягостное воспоминание, как и у всех, - постоянное чувство голода. Радовались любому дежурству на кухне - ради возможности хоть что-нибудь перехватить. Воспоминания о детдоме у нее далеко не идиллические.
- Бывало, начистим на всех картошку, да сами и съедим - оставят без обеда. Не принесешь полено - опять без обеда. На выходе из столовой нас обыскивали, поэтому зимой остатки хлеба мы выбрасывали в форточку, а потом выкапывали из снега и ели его, замерзший. Нас этим куском еще и попрекали: дескать, государственный хлеб жрете. Никогда не хвалили, не поздравляли даже с днем рождения. Зато именно там нас приучили трудиться: мы, детдомовские, никакой работы не боимся.
Родные стали чужими
В четвертом классе привезли брата Алика (тот уже учился в седьмом, ему было пятнадцать) - родство установили по фамилии. Вывели перед строем мальчишек и сказали: "Узнавай, который твой брат". Естественно, они друг друга не узнали: когда расставались, сестренка еще и ходить-то не умела.
Сами собой отношения наладились не сразу, от воспитателей в этом помощи не было. Взрослые, говорит Лидия Борисовна, вели себя строго: установить душевный контакт с подопечными не стремились, называли только по фамилии. Детей в любой момент могли перевести в другой детдом или вовсе определить на работу. Никого не предупреждали и оставшимся ничего не объясняли: просто приходишь утром в столовую, а товарища и нет.
С Лилей Лида увиделась, когда та уже была совсем взрослой, закончила педучилище. Найтись им тоже помогла фамилия. Теперь старшая сестра живет в Кирове, с младшей дружит и переписывается.
Забытый день рождения
После седьмого класса для Лидии началась и вовсе взрослая жизнь: направили работать станочницей на Рыбинскую судоверфь. Ей-то хотелось на часовой завод, но тогда о желании не спрашивали.
Перед этим, в начале 1955 года, ее вместе с другими подростками, "воспитанниками" Волголага, вызвали в угличскую милицию и... прибавили год в документах: вместо настоящей даты рождения 30 июня 1941 года записали 28 сентября 1940-го. Зачем, Лидия Борисовна может только догадываться. Может, "состарили", чтобы поскорее выпроводить из детдома на работу.
С тех пор день рождения она отмечает "по новому стилю": старая дата осталась лишь в памяти да архивной справке.
После Рыбинской судоверфи девушку забрали в Гаврилов-Ямское фабрично-заводское училище, которое она и закончила, а затем до начала 60-х годов трудилась текстильщицей. На ткацкую пыль у нее всегда была жуткая аллергия: во время работы могла потерять сознание, но жаловаться - ни-ни!
В 1963 году Лидия услышала, что девушек берут в армию. Как раз подумывала, как бы уйти с фабрики, а тут и повод подвернулся. Четыре следующих года прослужила в Московском округе ПВО старшим телеграфистом. С мужем познакомилась в воинской части - тот находился в ее подчинении.
Мужа Лидия Борисовна зовет просто Витя. На самом деле он Витаутас Чюринскас - литовец по национальности. Так Лидия Сирель экзотическую эстонскую фамилию сменила на литовскую Чюринскиене. Языки, правда, так и не выучила.
Сначала молодая семья жила в воинской части, потом перебрались в Ярославль и получили комнату в коммуналке в Брагине. Там и живут до сих пор. Выросли трое детей - Татьяна, Светлана и Сергей. Трое внучат уже учатся в школе. Лидия Борисовна и сейчас работает на фабрике "Красный перевал", в ее трудовой книжке - 41 поощрение.
Стеснялась даже говорить
В 90-х годах Лидия Чюринскиене занялась прояснением собственной биографии - нужно было удостоверить свое пребывание в Ленинграде во время блокады. Не знала тогда ни номера детского дома, где воспитывалась, ни лагеря. Нужные сведения поступили, но далеко не сразу. А между тем потерянные "концы" Лидия Борисовна отыскала бы всего за несколько дней, укажи только в запросе, что находилась в Угличе вместе с матерью-заключенной:
- Я делала несколько запросов, в первой справке стояло: "Проживала вместе с матерью в заключении". Я так испугалась этого слова - нигде больше его не указывала!
- А ваши дети знают про то "заключение"? - спрашиваю я.
- Нет, что вы! Им я не рассказывала, да и они не интересовались никогда. И внукам не скажу - не поймут.
На снимках: бывшие воспитанники детских домов, эвакуированные в далекие сороковые годы из блокадного Ленинграда в Ярославскую область, недавно посадили яблоньки у стен приютившего когда-то многих из них норского детского дома № 126; Лидия Борисовна ЧЮРИНСКИЕНЕ.
Фото Вячеслава ЮРАСОВА.
Юлия КАМЕНЕВА.