ДРАМА НА ВОЛГЕ. В понедельник, 6го, около часу дня, из деревни Заостровки по тонкому льду переправлялся на городскую сторону неизвестный мужчина в одежде крестьянина. Более половины пути им было сделано благополучно. Но лед не выдержал, и неизвестный погрузился в воду.
Душераздирающие крики привлекли на берег массу народа, главным образом рабочих завода Белова, Жакова и городского водопровода. Двое из рабочих последнего, Расторгуев и Кузнецов, решились на смелую попытку спасти погибавшего, который делал все время бесплодные попытки взобраться на лед, а лед обламывался и обламывался. Следом за Расторгуевым и Кузнецовым пошел какойто крестьянин села Песочного.
Казалось, спасение близко. Расторгуев уже успел кинуть утопающему веревку и доску. Но в это время лед не выдержал тяжести четырех человек, обломился, и все оказались в воде, едва держась за имеющиеся у них в руках доски. Крик ужаса вырвался из груди всех, наблюдавших эту картину.
Первый быстро опустился под лед. Публика стояла в оцепенении, не зная, что предпринять. Заостровские в это время не дремали. Быстро спустив на лед лодку, они катили ее по направлению к утопавшим. Не прошло и пяти минут, как Расторгуев и крестьянин из Песочного оказались на лодке заостровских смельчаков. Кузнецов был принят в лодку, поданную с городской стороны.
Потонувшему, по словам Расторгуева, лет за 30, лицо изрыто оспой, он имел небольшие черные усы и бакены.
* * *
МАЛЕНЬКИЙ ФЕЛЬЕТОН. В осенний ледоход. 12 ноября на Волге тронулся лед... Это было для всех так неожиданно, что пассажиры, оставившие вечерний поезд вологодской железной дороги, до глубоких потемок бродили вдоль берега, еще надеясь на возможность переправы по льду. Наконец осознали неосуществимость своего желания и решились переночевать в Тверицах.
Одна часть пассажиров потянулась к вокзалу и както растерялась по берегу, другая же, и большая, направилась в местные «гостиницы».
Мы попали в гостиницу госпожи Зеленцовой. Не знаем, по каким соображениям госпожа Зеленцова назвала свое заведение «гостиницей», но мы до сих пор убеждены, что ее можно так назвать только для курьеза.
Есть при гостинице госпожи Зеленцовой и отдельные «нумера», но они, кажется, скорее походят на казематы при волостных правлениях, чем на «нумера» гостиницы. Странен и самый порядок пользования этими так называемыми «нумерами».
Боясь экспроприаторов, женщина Даниловского уезда не решается переночевать в общей комнате и снимает номер за 50 копеек, предварительно заявив содержателю, что она поджидает мужа. Муж, однако, не приехал, и женщина приглашает с собой свою родственницу.
– Нельзя, – категорически заявляет шестерка.
– Почему же нельзя? – удивляется женщина.
– Доплати 40 копеек, тогда и пусть ночует.
– Да ведь номерто снимала для двоих?
– Для двоих.
– Почему же ее не пускаете?
– Ты снимала номер с мужем, ну так с мужем и ночуй, а то ты этакто всех моих ночлежников в номер уведешь, да с них ничего не бери?
Наконец происходит сделка, и женщина доплачивает 25 копеек.
13е – базарный день (понедельник). Из деревень то и дело прибывают крестьяне, обманутые Волгой. В то же время подходит утренний поезд, и вся масса стремится в трактир.
– Подай чаю одному, – спрашивает посетитель.
– Нет тебе чаю, – отвечает шестерка.
– Почему же нет?
– Собирай компанию, тогда и подам.
– Да я здесь не знаю никого.
– Нуну, у нас не разговаривай! – И печальный посетитель выпроваживается на улицу.
– Да подашь ты нам чаю или нет? – слышится из другого угла.
– А ну вас к черту! Подождите, мы еще сами не пили, – летит им в ответ.
– Ты куда лезешь, старуха? – слышится снизу.
– Родимый, замерзла. Пусти ради Христа погреться, – слабым, боязливым голосом просит старушка.
– Иди, иди с Богом, и без тебя здесь тесно. – И старуха снова дрожит на улице, беспомощно прижавшись к фонарному столбу.
Господин Кашин с утра еще развел пары на своем «Ярославле» и, не торопясь, начал снаряжаться в «опасное» плавание. Публика ждала... С обеда показалась лодка с ярославского берега. Толпа заволновалась.
– Почем, братцы, перевозят? – слышится отовсюду.
– Полтора рубля.
– Ой, ой, ой...
Однако платить за переправу и полтора рубля оказалась такая масса охотников, что лодочники были бессильны всех удовлетворить.
– Да скоро ли же Кашинто двинется?
– Да к вечеру, говорят, пойдет.
– Дайто Господи.
К вечеру у господина Кашина подмывает поленницы, и рабочие с парохода отправляются удерживать дрова.
– Вот несчастныето мы, – охают одни.
– Нет, это, братцы, хорошо, – говорят другие. – Кашин человек богатый, у него дров уйма, а вы поглядитека, бедному люду теперь какая благодать.
«Бедный люд» на самом деле лихорадочно работал на лодках, ловя поленья, бревна и доски. Несколько лодок пробралось даже на середину Волги за угнанной льдом баркой. Темнеет... Прибыл новый поезд. Пароход не двигается. Полицейский начинает разгонять толпу.
– Уходи ты отсюда, – кричит он мужику, – чего ты целыйто день толчешься.
– Да куда же я уйдуто.
– В трактир иди.
– Да у меня и денегто всего 11 копеек. Я, видишь, думал, что пешком Волгуто перейду, а она вон штукато какая вышла.
Но мужичок всетаки отходит от пристани и бредет по набережной. Публика с отчаянием возвращается в трактир, где слышится отборная, площадная брань.
* * *
Номера «Северной речи» предоставлены ГАЯО.
Руслан СМИРНОВ, кандидат исторических наук