Девять тонн для поднятия духа

А вообще-то советские деньги – ни в науке, ни в жизни не конек нашего собеседника, научного сотрудника музея 10-го разряда на зарплате в 1210 рублей. В музее-заповеднике Андрей служит в штате отдела хранения, у него репутация знатока ярославских кладов петровских времен и последующих полутора веков. Он автор глав в книге «Ярославские клады», написанной вместе с оппонентом его дипломной работы в педвузе на ту же тему, а теперь коллегой по музею Татьяной Рязанцевой. Выполненный ими по программе «Университеты России» гигантский труд еще не раз послужит историкам и в новом столетии. Хотя бы тем, что в монографии были впервые собраны и обобщены данные обо всех 143 кладах, найденных на Верхней Волге больше чем за тысячу лет, – денег от древнеарабских дирхемов до советского червонца нэповской чеканки. Чуть ли не любой клад можно рассматривать в истории государства и судьбах людей знаком беды. Деньги прятали до лучших времен в надежде пережить военное лихолетье или смену правителей после вооруженного переворота, неурожай или холерный мор. Андрей у компьютера показывает, как это выглядит на примере недавно разобранного им самого крупного в фондах музея-заповедника серебряного клада эпохи Просвещения – из деревни Шилово Некрасовского района. В нем 352 рубля, по курсу середины века целое состояние. По «младшей» монете видно, когда именно его, завернув в тряпицу, закопали на огороде – в 1763 году. На деньгах – портреты царей и цариц за полвека, начиная с Петра Великого. По версии Максимова, крестьянская семья копила денежки, чтобы выкупиться на волю. Клад нашли на месте пожара, и это как будто бы означало, что огонь погубил все надежды. Все же исследователь склонен думать, что у этой интриги было благополучное продолжение. В архиве попались ему на глаза имена питерских купцов Кундышевых-Володиных. Родом они как раз из той деревни. В следующем веке они там построили церковь и школу, а в близлежащем Вятском – дом для престарелых. Не их ли предок, чьи дети потом выкупились-таки на свободу, и зарыл серебро у себя на огороде? В младенчестве он заболел самой злой из желтух, что редко дарит шансы на жизнь. Ия Вячеславовна и Виктор Владимирович, дипломированные врачи, знали это лучше многих. Андрей выжил, но кара за непокорство судьбе была безжалостной – церебральный паралич, неподвижность, спазмы речевого аппарата. С тех пор вся жизнь этой семьи стала бессрочным самоотверженным вызовом почти безнадежным обстоятельствам. О тех, кто не оставил их в беде, наверное, можно было бы написать целую повесть. Главными героями ее все же стали бы они сами, супруги Максимовы. Чуть ли не прямым гражданским долгом посчитали они для себя защиту кандидатских. В науку пошел и Андрей с домашней академией за плечами – освоил несколько шкафов книг, всей семьей собранных за долгие годы. Такого багажа хватило и на то, чтобы компанейский Андрей в школьные годы умудрялся еще и помогать с учебой приятелям, и на то, чтобы закончить в пединституте два факультета, и оба с отличием: вслед за инязом – истфак. В то время, между прочим, ни одного клада в натуре Максимов не видел. Восполнял пробел эрудицией, крепкой памятью, независимостью суждений. На этих трех китах надежно держалась его дипломная работа о ярославских кладах как историческом источнике. Один из курсовых рефератов на эту тему они рискнули показать в Государственном историческом музее. Ас российской науки о кладах, будущий консультант их с Рязанцевой монографии профессор Мельникова в ответ написала в Ярославль: «Работа больше, чем студенческая». После института ему, временно безработному, протянул руку музей. Для начала на полставки предложили разобрать и поставить на учет только что принятую частную коллекцию из пяти тысяч марок. За эту неблагодарную работу, требующую усидчивости и терпения монастырского писца, никто не брался, и временем новичка не ограничивали. Он уложился в сроки, что сам себе наметил, – за месяц. Проба сил состоялась. Ему доверили отреставрированный в Эрмитаже «крестьянский клад» из деревни Булаково Любимского района: деньги времен императриц Елизаветы и Екатерины II – 654 копейки, каждая величиной с ноготь мизинца. Показывая нам график чеканки по годам, Андрей спортивного интереса ради озадачил нас почти пустой графой 1773 года. В кладе монет этого года всего три или четыре. Мол, догадались почему? До чего же человек азартный – и подумать не дал. Оказывается, чеканили в Екатеринбурге. В том году вокруг города ходил со своим разбойным воинством Емелька Пугачев, и меди на монетный двор не завозили. Чекан резко упал. Именно это Булаковский клад с точностью хорошего сейсмографа и отразил. На досуге Андрей поддерживает дух, собирая – нет, не деньги – коллекцию настольных статуэток. В ней только собаки разных пород и габаритов. Для него лучшая защита от невзгод – юмор. Классиков при этом предпочитает не трогать. Иногда кем-то сказанное всерьез становится его фирменной подначкой на все случаи жизни. В нужный момент умеет шуткой и ближнего ободрить. Одну такую, в рифму, Ия Вячеславовна, тоже человек с юмором, продекламировала наизусть: «Очень с папой нас любя, мама вышла из себя. И теперь нам непонятно, как вернуть ее обратно». Сплошной смех сквозь слезы – максимовская колясочная эпопея. Инвалидных колясок у него целых три. Из них на ходу лишь одна – комнатная с давно протертым жестким сиденьем. Имеется, правда, и новая, полученная в дни акции «Филантроп». Получили ее в собесе как уличную, способную преодолевать преграду высотой в двадцать сантиметров. Чья тут накладка, неизвестно, только на деле оказалось, что под силу этому новенькому транспортному средству сантиметра два. К тому же приступка у нее так непродуманно выдвинута вперед, что при посадке вся конструкция норовит подняться на дыбы, как необъезженный конь. Как раз сейчас нелишне бы ему в музее бывать почаще. Все отделы брошены на глобальную сверку коллекций с учетными документами. Ездить научному сотруднику Максимову категорически не на чем. Договорились: будет дома готовиться к нумизматической конференции, посвященной 300-летию Санкт-Петербурга. Пишет тезисы доклада о самом богатом ярославском серебряном кладе петровской эпохи неизвестного происхождения – «янинском», его полвека назад разбирал академик Валентин Янин. Два лета изучал Максимов то серебро. Впервые в музейной практике применил для исследования клада компьютерный анализ с воссозданием рисунка стершегося штемпеля по сохранившимся фрагментам. Без коляски с электроприводом в зимнюю пору ни туда ни сюда. Продают ее в рублях тысяч за девяносто. Максимовы видели такую роскошь только на картинке. Вся надежда на губернаторскую акцию «Мы – вместе!». За исследователя высокой квалификации Андрея Максимова, участника восьми международных конференций, постоянного автора сборников, трудов ГИМа и Эрмитажа, альманаха «Монета», выходящего на нескольких европейских языках, с этими и другими вескими доводами ходатайствует перед инициаторами благотворительной акции департамент культуры и туризма. А пока каждый день при любой погоде Андрей выходит на пешую прогулку. Спускается со своего шестого этажа, опираясь на неоднократно ремонтированные металлические палки-«крабы» с опорами, и в самом деле похожими на рачьи клешни. Проходит ровно километр. Возвращается мокрым до нитки. Подсчитал, что дает мышцам за это время нагрузку в девять тонн. Такая у него получается прогулочка. На снимке: Андрей МАКСИМОВ на прогулке. Фото Вячеслава ЮРАСОВА.