Андрей, москвич по рождению, окончил Щукинское училище, а до этого – английскую и музыкальную школы. С 1993 года живет в США, в Вашингтоне. Режиссер, актер, первопроходец, он осуществил свою мечту о создании в США первого репертуарного театра и назвал его именем Станиславского.
Это первый репертуарный театр в Америке. Он задуман как синтетический театр, в нем развиваются разные жанры. В качестве постановщика моноспектакля «Как это делалось в Одессе» Андрей Бабель пригласил английского режиссера Сару Кейн. Она одна из немногих в мире педагогов, преподающих театральную и сценическую речь по системе Михаила Чехова. По мнению Андрея Бабеля, актерская палитра выдающегося русского актера Чехова во многом созвучна писательской палитре Исаака Бабеля.
– Каков ваш актерский репертуар?
– Я играл Моцарта в «Маленьких трагедиях», Санчо Панса в «Дон-Кихоте», Рогожина в «Идиоте», Тригорина в «Чайке», сейчас играю в моноспектакле по рассказам Бабеля. К его творчеству я обратился впервые – мне все казалось, что время не пришло. Хотя прозу Бабеля всегда считал предназначенной для сцены.
– Исаак Бабель был арестован в 1939 году. После ареста дома остались молодая жена и маленький ребенок.
– Молодая жена Бабеля – Антонина Николаевна Пирожкова, моя бабушка. А маленький ребенок – дочка Лидия, моя мама, которой тогда было два года.
Антонина Николаевна была главным конструктором Метростроя, проектировала станции «Павелецкая», «Киевская», «Маяковская». Она – автор единственного в России учебника по строительству метрополитена. Она посвятила всю жизнь розыску сочинений Исаака Бабеля, их переизданию, созданию его архива. Когда в наши времена опубликовали расстрельные списки, выяснилось, что Сталин лично подписал приговор писателю. Позднее она написала воспоминания, которые постоянно пополняет.
– Когда она их писала?
– В 60 – 70-х, но постоянно дополняла, и не так давно в Нью-Йорке прошла презентация первого полного издания на русском языке. Его подготовило американское издательство «Слово-Word», в России же книга пока не выходила.
– Есть ли малоизвестные факты из жизни Бабеля в этой книге?
– Все факты в этой книге малоизвестны. Антонина Николаевна любила Бабеля и до сих пор любит. Она написала о Бабеле так, как не писали и профессиональные известные писатели. Она запечатлела уникальные детали. Из особенностей характера – он не любил разговоры на профессиональные темы. Он просто не выносил говорить о литературе. Как-то он хотел Антонине Николаевне показать деревню. Он даже там работал – каким-то бригадиром или управляющим – в колхозе, хотел изнутри узнать жизнь колхоза, и вот она провела в деревне с ним весь день... На обратном пути он задал ей вопрос: «Вот вы, молодая интеллигентная женщина, к тому же много читающая, вы провели с известным писателем целый день и не задали ему ни одного литературного вопроса». Он не дал ей ответить и быстро сказал: «И правильно сделали!»
Она вспоминает: «Я вернулась однажды домой и застала его прижатым к стене несколькими журналистами. Они забрасывали его вопросами на литературные темы. Я расхрабрилась и сказала им громко: «Знайте, что Бабель терпеть не может литературных разговоров». Они стушевались и ретировались. Бабель сказал: «Мойте ноги, выпью ванну воды!» Или Вера Инбер его спросила: «Каковы ваши будущие планы?» Он ей ответил: «Хочу купить козу!»
Такие проступают необычные моменты. Думаю, это знак настоящего писателя, Бабель свою кухню раскрывать не хотел.
– Когда архивы КГБ были открыты, пытались ли вы отыскать те 24 папки с рукописями Бабеля, которые пропали при обыске?
– После реабилитации Бабеля многие десятилетия бабушка писала в КГБ, и в середине 80-х к ней даже пришли оттуда с визитом два молодых человека – выразить соболезнования. «Вы пришли дать официальный ответ?» – «Нет-нет, мы пришли сказать, что мы понимаем значение Бабеля... Но рукописей в архивах у нас нет».
Я думаю, что в архиве КГБ папок действительно нет, возможно, они были кем-то запрошены. Был ли это сам Сталин или кто-то еще? Известно одно, что из НКВД эти рукописи были затребованы. Какой-то высокопоставленный читатель заинтересовался...
– Насколько глубоко, на ваш взгляд, Бабель понимал смысл происходящих событий?
– Есть доносы, хранящиеся в его следственном деле. В ноябре 1938 года «источник» сообщал о высказываниях Бабеля по поводу процесса «правотроцкистского блока»: «Чудовищный процесс... Бухарин, Рыков, Раковский умрут... Это люди, отмеченные печатью высокого таланта, и на много голов возвышаются над окружающей посредственностью нынешнего руководства, и руководство становится беспощадно: «арестовать, расстрелять». Люди привыкают к арестам, как к погоде. Ужасает покорность партийцев и интеллигенции мысли оказаться за решеткой. Все это является характерной чертой государственного режима. Мы видим, что получается другое, чем то, о чем говорится в резолюциях...» Стиль высказываний, смелость обобщений свидетельствуют, что это подлинные сокровенные мысли Бабеля, а «источником» был человек, пользовавшийся абсолютным доверием писателя.
В беседах с Олешей, Катаевым, Михоэлсом и другими близкими к нему людьми Бабель говорил, что в стране происходит «не смена лиц, а смена поколений, арестованы лучшие, наиболее талантливые политические и военные деятели». Особенно искренний характер носили беседы с Эйзенштейном, которому Бабель говорил, что «талантливым людям нет места на советской почве, что политика партии в области искусства исключает творческие искания, самостоятельность художника, проявление подлинного мастерства». Возможность расцвета советской культуры Бабель связывал с «установлением демократического режима в стране».
– «Конармию» называли то эпосом революции, то поэзией бандитизма – в зависимости от политической тенденции. Это, разумеется, крайности. Договорились до того, что Бабеля назвали маркизом де Садом русской революции... Что явилось главным в этой книге для вас?
– Бабель писал о гражданской войне не понаслышке, он был в гуще событий, в одной из самых неудачных кампаний гражданской войны – польской, проигранной красными, и Буденным в первую очередь. Тысячи жертв... Есть определение – «великое безмолвие рубки», когда даже звук отсутствует, есть кровавая бойня. И есть проза Бабеля-художника, есть высшая форма гуманизма – мужество это видеть, запечатлевать и помнить. У Бабеля не было наслаждения жестокостью, был жестокий век, и жестокость была частью жизни, и наслаждение ею было частью жизни. Жестокость, садизм, самосуд, бандитизм сопутствовали революции, были ею порождены. Совершенно ошарашивающей была самая сюжетная ситуация бабелевской «Конармии»: еврей среди казацкой вольницы, да еще во время жестокой гражданской войны. Соприкосновение этих противоположных полюсов дало необыкновенно яркий сюжетно-художественный разряд. Картина конармии – «барахольство, удальство, звериная жестокость, бархатные фуражки, изнасилования, чубы, бои, революция и сифилис» – вот что писал Исаак Бабель. А по поводу маркиза де Сада... Ну, нельзя же Гоголя отождествлять с Собакевичем, а Зощенко – с персонажами-обывателями... Так пишут либо недалекие, либо тенденциозные люди...
– Бабель был близко знаком с высокопоставленными чекистами. Что им двигало?
– Вы хотите спросить, был ли элемент профессионального любопытства? Конечно, ему хотелось знать, как и где «решается вопрос нашей жизни и смерти». Любопытство художника преобладало даже над ужасом. Но Бабель ходил не к Ежову и не к жене наркома Ежова персонально, как об этом пишут некоторые горе-специалисты. Речь идет о литературном салоне сановницы мадам Ежовой, куда приглашался не только Бабель, но и Утесов, и Михоэлс – остроумные, веселые люди, куда было престижно приглашать актеров и художников. Остроумнее Бабеля не было никого, он был превосходный рассказчик. А когда при нем говорилось что-то сокровенное, он не возражал и не опровергал, а сидел с таинственным видом.
Мудрец, срывающий завесы бытия, он раньше других, одним из первых, понял, кто мы, провозвестники «нового мира», и куда с неизбежностью придем.
– Двухтомник Бабеля – это самое полное собрание сочинений?
– Да... Оно до сего времени самое полное. Осталось неопубликованного очень много. Известно, что было содержанием 24 папок, есть описание, мы знаем, что это... Дневники, переписка... Повесть «Коля Топуз» – о бандите, который переквалифицировался после революции. Пьеса – продолжение «Марии», сборник новых рассказов, киносценарии. Сохранился только дневник 20-го года, который бабушке передала его старая знакомая. Но истинного полного Бабеля мы не имеем.
Внук играет моноспектакль, в котором постоянно присутствует образ Бабеля. Существует мир, созданный писателем, существует и писатель как человек. Он воссоздает мир Бабеля – его жизнерадостность, его юмор, цвет времени – кровь, жестокость, неумолимость судьбы.
Маргарита ВАНЯШОВА