При всей своей известности Суханов абсолютно не страдает звездной болезнью, он достаточно откровенен и открыт для общения. Возможно, инъекцией против звездности стала духовная близость Максима с бабушкой Верой Ивановной Буреевой. Уж она-то повидала на своем веку истинных звезд – Максов дедушка был премьером в театре у самого Мейерхольда! – и смогла наставить внука на путь истинный. Она, к слову, научила Максима мастерски владеть фортепьяно, и по сей день, когда выпадает минутка, в семей-стве с удовольствием «соображают на троих» – мама, бабушка и Максим собираются у рояля и поют русские романсы.
Что еще мы знаем о Максиме Суханове? В школе у него было прозвище Рубль, наверное, потому, что всегда в кармане водились денежки... Максим женат. Этери Чаландзия – журналист по профессии. У них две дочери – Софья и Василиса. Жену актер считает «главным дирижером в нашей жизни», после себя, конечно, а свое место как отца в семье определяет достаточно оригинально: «Я для дочерей как десерт. К сожалению, видят они меня довольно редко».
Еще мы знаем о Суханове, что актерская профессия – не единственная его стезя. Он – владелец закрытого клуба «Маяк». В своем новом ресторане «Лабарданс» Суханов планирует поставить на столы маленькие миски с гречневой крупой – «очень полезно для желудка». Говорят еще, что у Суханова есть заводик и строительная фирма, но в это уже каждый верит в меру своего оптимизма: чтобы известный актер был столь же успешен в бизнесе...
– Максим, бизнес – это ведь тоже своеобразная игра. От какой игры – коммерческой или актерской – вам было бы легче отказаться, поставь вас жизнь перед таким выбором?
– Я полагаю, что легче было бы отказаться от бизнеса. Но такова моя позиция на сегодняшний момент, когда есть и театр, и бизнес, и никто не ставит передо мной задачу выбирать. Я не знаю, что отвечу в тот момент, когда действительно придется выбирать. Хотя, безусловно, бизнес – это моя вторая ипостась. Интереснее и ближе мне то, что связано с театром и кино.
– Однако эта близость не мешает вам отказываться от многих предложений. Какой должна быть роль, чтобы вы согласились ее сыграть?
– Составляющих, которые определяют выбор, не так уж и много. В первую очередь это интересная драматургия. Во-вторых, режиссер, с которым мы говорим на одном языке или, в крайнем случае, движемся по одному вектору в понимании материала, и, в-третьих, компания, которая будет заниматься производством этого фильма.
– Вы много работаете с Владимиром Мирзоевым. Можно ли сказать, что это – ваш режиссер?
– Он мне действительно близок и интересен. Работать с ним комфортно.
За этой лаконичностью скрывается немало подробно-стей. Сейчас Суханов занят в шести спектаклях: «Хлестаков» и «Укрощение строптивой» в театре имени Станиславского, «Амфитрион», «Сирано де Бержерак» и «Лир» в театре имени Вахтангова и антрепризный спектакль «Коллекция Пинтера». Режиссер всех спектаклей – Владимир Мирзоев. В Москве по этому поводу говорят следующее: Мирзоев в каждый театр «тянет за собой небольшое, но важное наследство в виде Суханова». Наследство в театрах любят, но очень боятся. Чего? Того, что переиграет местных актеров и что опять напишут: хороший театр, но Суханов лучше. Понятное дело, что сам артист об этом никогда не расскажет – хотя бы из скромности.
– Недавно вы снялись в фильме «Богиня» у Ренаты Литвиновой. Как вы оцениваете свою работу в этой ленте и каково ваше ощущение от Литвиновой-режиссера?
– По сценарию ты сразу понимаешь, интересует тебя эта история или нет, парадоксальна она или ординарна. Прочитав эту историю впервые, я захотел в ней сниматься.
– Трудно было работать с Ренатой?
– Нет, легко. В отличие от многих режиссеров она прекрасно понимала, что делает и что хочет получить в итоге. Мне казалось, что ей очень трудно. То есть трудно совместить и актрису, и режиссера, и автора сценария, который по ходу все это переделывает. Но у меня не было к ней вопросов как к режиссеру, который не понимает, что он делает. Или как к режиссеру, который не понимает, какой перед ним актер.
– Вы сыграли достаточно много знаковых персонажей – Хлестаков, король Лир, Сирано де Бержерак, Иосиф Сталин... Кто из них вам ближе?
– Вопрос, на мой взгляд, некорректен. У кого-то, может быть, бывают любимые и нелюбимые роли, но не у меня. Я близок со всеми персонажами, которых играю, я с ними просто живу и посему не делаю никаких отличий. Когда я играл роль Урагана в детской сказке «Кот в сапогах», я выкладывался так же, как во взрослом спектакле «Зойкина квартира», и Ураган был мне столь же близок и понятен.
– Но разве подобная самоотдача – каждый спектакль как последний – не приводит к преждевременному сгоранию?
– Это вопрос правильного распределения энергии. Состояние некоторой инфантильности, близкое к состоянию играющего ребенка, не дает возможности сгорать. Другое дело, что физический и психофизический возраст идет совсем в другую сторону, и продуцировать в себе это состояние детства становится все труднее и труднее.
– Но вы ведь не можете отрицать, что профессия накладывает сильный отпечаток на личность человека. Наблюдаете ли вы на себе подобную профессиональную деформацию?
– Это происходит очень индивидуально и зависит от того, насколько человек отделяет театр и кино, то есть свою профессию, от собственно жизни. Умеет ли он абстрагироваться и ни к коем случае не уставать от того, что он делает. Если появляется эта усталость, надо брать тайм-аут, чтобы набраться впечатлений, чтобы снова все твои поры раскрылись и были готовы впитывать эмоции, как губка. Я считаю, что человек должен в первую очередь прислушиваться к самому себе, а не к оценке других. Я стараюсь быть интровертным и не входить в коммуникацию с другими. Абстрагирование – вот моя система самозащиты.
– А восточными техниками вы, случайно, не увлекаетесь? Даже ваш внешний облик ассоциируется с образом буддийского монаха?
– Восточными – нет. Занимаюсь аутотренингом. Я выбираю такой путь, который для меня органичен и от которого получаю результат. Я не иду на преодоление: думаю, для меня это неправильно.
Лариса ДРАЧ.