Дорога эта известна очень давно, еще когда не было Тутаева, а был Романово-Борисо-глебск. В свое время она связывала Ярославль с Рыбинском и Петербургом, в екатерининские времена была обсажена березами и кормила множество жителей окрестных сел и деревень, ремесленных и торговых людей. А начиналась эта дорога у Романовской заставы (около нынешней больницы шинного завода). К юбилею города предполагается установить памятный знак, напоминающий о том, что тут был выезд из го-рода.
Коренная жительница Ярославля Эмилия Капустина собрала массу любопытных подробностей и в больших солидных книгах, и в книжечках, изданных крошечным тиражом, которые часто проходят мимо внимания исследователей, многое видела сама, многое знает от своей бабушки Юлии Федоровны Пономаревой, которая помнила Ярославль конца XIX – начала XX века.
Граница города проходила, напомним, по нынешнему проспекту Ленина – до самой Волги это был Городской вал. А дальше сразу начинался обширный Загородный сад. В начале прошлого века тут был ипподром. Места хватало не только для конных скачек, но и для других очень популярных тогда в городе состязаний – петушиных боев.
– У моего деда, мирового судьи Спасского околотка Василия Александровича Скорнякова, было два дома в районе нынешних улиц Рыбинской и Городской вал. Между домами – вольеры – специально для боевых петухов. Он очень этим увлекался, – смеется Эмилия Алексеевна, – многие известные в Ярославле люди обращались к нему, чтобы завести такой же «курятник».
В том же Загородном саду помещался дом для одиноких, брошенных стариков, построенный на городские средства, позже он превратился в психиатрическую больницу, существующую до сих пор. Рядом находится больница имени Соловьева. Раньше в России было принято выносить больницы за пределы города. В том же районе построили больницу братья Голодухины и передали ее в дар городу (потом она превратилась в больницу «Автотранс»). Территория вокруг оказалась такой обширной, что в 1913 году на ней разместилась, выражаясь современным языком, ярославская выставка достижений народного хозяйства. Ее приурочили к 300-летию Дома Романовых, выставку посетил даже царь Николай II.
В двух шагах отсюда сейчас парк моторного завода. Много лет тут базировалась опытная сельскохозяйственная станция.
– Следы грядок оставались вплоть до середины 1960-х годов, они доходили даже до улицы Свердлова!
Очередное название на исторической дороге – Полушкина роща, когда-то любимое место отдыха ярославцев. Где-то здесь, в кирпичном сарае купца Полушкина, Федор Волков ставил свои первые спектакли. На старых фотографиях роща больше похожа на лес – ствол к стволу огромные, великолепные сосны. Последнюю из них, зафиксировано у Капустиной, срубили в 1950-е годы рабочие завода «Полимермаш».
Череда следующих дальше предприятий не так скучна, как может показаться. «Лакокраска» – бывшая деревня Волкуши. В конце века городская Дума приняла решение, согласно которому Порфирию Оловянишникову надлежало вынести свое плохо пахнувшее свинцово-белильное производство из центра (сейчас двор недалеко от музея Собинова) за городскую черту. Он выкупил землю у крестьян этой деревни, и почти все они пришли к нему рабочими.
Остановка «Парижская коммуна» рядом с одноименным предприятием.
– В прошлом это Бурчихинский завод, принадлежавший известным фабрикантам Дунаевым, их было целое семейство. Первоначально Дунаевы имели деревообрабатывающий завод в деревне около Рыбинска. Древесины там было много, причем дешевой, ее доставляли с Шексны. Дунаевы производили не только махорку, но и спички, древесина требовалась и для упаковки готовой продукции. Многие окрестные деревни вручную клеили спичечные коробки из тонкого шпона. Но потом Дунаев перевел предприятие ближе к Ярославлю, на Бурчихинский ручей, который впадает в Волгу. Он и сейчас «бурчит», очень шумный – отсюда и название. Норские сгонщики пригоняли сюда уйму леса, и удобно было этот лес обрабатывать. Деловой лес – тес, срубы, горбыль – Ярославлю, тогда в основном деревянному, всегда требовался: часто ведь случались пожары.
Завод сохранял свой «профиль» многие годы, был национализирован, в 1920-е годы получил новое, революционное название, но его владелец, один из братьев Дунаевых, еще долго после этого жил в Ярославле.
Дорога кормила не только тех, кто работал у Оловянишникова и Дунаева, целые деревни занимались кустарными промыслами: делали повозки, сани. На Бурчихинском заводе действовала сушилка, которая доводила сырое дерево до нужной кондиции – так что Дунаев и на этом хорошо зарабатывал.
Одно из примечательных мест на Романовском тракте – село Иваньково. В нем церковь, известная тем, что с холма, на котором она стоит, по преданию, инок Трифон увидел образ Богоматери на той стороне Волги. Позже там построили Толг-ский монастырь. В честь 900-летия Крещения Руси в Иванькове был поставлен красивый гранитный камень с изречениями из Евангелия и золоченым крестом сверху. Камень стоял на постаменте, с чугунной оградой вокруг и исчез после революции.
Иваньково оставило свой след и в истории живописи, что Капустина тоже взяла на заметку. Художник Саврасов написал здесь картину «Разлив на Волге». И вторую – «Могила над Волгой».
– Дело в том, что у него умерла в Ярославле трехлетняя дочь, когда он жил здесь восемь месяцев. Ее похоронили на Иваньковском кладбище – где именно, сейчас, к сожалению, найти невозможно. Долгое время картина «Могила над Волгой» (известная и как «Могила дочери») считалась утерянной. Совсем недавно я обнаружила, что она находится в запасниках Барнаульского художественного музея. Очень хочется добиться, чтобы ее вернули в Ярославль. Но это сложно. Нужно действовать через общегосударственный художественный фонд, требуется официальный запрос от города. Тем не менее, наш долг – сделать все для возврата ее в Ярославль, может быть, в обмен на какую-то другую. Пока руководство нашего художественного музея к такому варианту не готово. Я считаю это просто несерьезным.
Дальше по дороге – Павловское. Оно служило местом отдыха ярославцев еще до революции и оставалось таковым до 1940-х годов. Великолепный парк из лиственных пород, в основном из берез, в войну практически весь был вырублен на дрова. После Победы школьники из Норского и других поселений Ярославского сельского района посадили его заново.
В парке была усадьба, принадлежавшая одно время какому-то Шишкину, по слухам, крестьянину одной из ближайших деревень, выкупившему ее у прежних владельцев. К нему приезжал художник Иван Иванович Шишкин, по всей видимости, состоявший с ним в родстве.
– И вот представьте себе, – Эмилия Алексеевна делает интригующую паузу, – в Норском, в доме культуры фабрики «Красный Перевал» вплоть до 1967 года висели подлинники Саврасова и Шишкина. И никто на них не обращал внимания. Совершенно случайно их обнаружил фабричный художник – как вы помните, раньше на каждом предприятии работал свой художник. Ярославский художественный музей быстро сориентировался и пополнил этими картинами свою коллекцию. Как выяснилось, они попали в дом культуры из усадьбы владельцев Норской мануфактуры (будущего «Красного Перевала») Прохоровых.
С Павловским, – продолжает она, – связано еще одно громкое имя, без которого нельзя представить историю Ярославля на рубеже веков. В начале ХХ века парк вместе с домом находился во владении Ивана Александровича Вахромеева, после смерти которого по завещанию дача перешла его вдове. Дом был прекрасный, благоустроенный, нарядный, с верандами, великолепным розарием, крокетной площадкой, собственным причалом.
В 1921 году у дачи появился новый хозяин – Северная железная дорога – тут был открыт во многом образцовый детский дом для детей-сирот Граждан-ской войны. У них организовалась коммуна типа макаренковской. Дети переписывались с Крупской, она потом к ним приезжала, когда путешествовала по Волге. В 1930-е годы часть этой земли и зданий отошла к пригородному совхозу «Освобождение». Во время войны в одном из зданий открыли дом отдыха для выздоравливающих офицеров.
Много интересного знает Эмилия Алексеевна и про следующее по пути Скобыкино. По ее данным, этими местами владели одно время Карновичи, часть земель когда-то принадлежала Некрасовым.
– Каким? У нас Некрасовы все одни. Алексей Сергеевич, отец поэта, был страшный сутяга. Он у всех своих родственников прибирал все что можно. Старые ярославские газеты того времени полны сообщений о судебных тяжбах Алексея Сергеевича со своими родственниками. Возможно, он «отметился» и здесь, но требуются дополнительные исследования, пока это только предположение.
Про Скобыкино как название у нее тоже свое мнение, но уже твердое. Никакого помещика Скобыкина, как иногда говорят, не существовало. Там был причал для сортировки древесины, которую пригоняли с Шексны и с верховьев Волги. В кузнице делали скобы – не только те, которыми скрепляли плоты, но и специальные для ошкуривания древесины, которая приплывала «в виде дерёв», как говорили норяне.
Что касается домов в Скобыкине, по сути дач, то они еще на памяти многих ярославцев. В свое время часть рощи приобрел Феофан Ершов. Он родом из Романово-Борисоглебского уезда, подростком его отправили в Петербург. Служил мальчиком в магазине у родственника, дослужился до приказчика, в зрелые годы имел свою пекарню, дрожжевой завод, доходные дома в Петербурге. В начале 1900-х годов купил эту землю, построив на ней четыре дома для сдачи внаем и пятый для своей семьи. Каждый представлял собой резную дачку с башенками, мезонином, светелкой, залом и двумя-тремя спальнями. Их арендовали для своих гостей Прохоровы, к ним приезжал их родственник, знаменитый шахматист Алехин, гостили художники Валентин Серов, Коровин.
– Кто-то из них написал небольшой этюд «Норское в Норе». У моей тетки в Москве на стене висела эта картина, подлинник или копия – не знаю. Глубокий овраг, желтая глина берегов, нежная зелень, голубая речка и маковки церквей. Какова судьба этой картины, тоже не знаю.
Феофан Ершов заложил тут великолепный питомник: насадил яблони, вишни, коринку, по склонам – тую. 85-летняя родственница Ершова жива до сих пор. В советское время эти пять домов отдали обкому КПСС, и в них стал санаторий для старых большевиков. Рядом возник совхоз имени Калинина с питомником, им руководил Нестеренко.
– Он разводил смородину, крупную как виноград, она у меня и сейчас на даче – сорт замечательный. Совхоз был участником ВДНХ, в Брагине неслучайно есть улица Выставочная. Весь Дзержинский район по сути на землях этого совхоза.
В недоброй памяти 1937 – 1938 годах рядом с пятью домами санатория построили еще один – двухэтажное здание управления Волгостроя. Эмилия Алексеевна с детства помнит действующий макет плотины, которая должна была тут встать – она демонстрировалась в Толгском монастыре, смотреть ее их семью возил папин друг Константин Смирнов, погибший потом в одном из колымских лагерей.
Но Волгострой ликвидировали, плотина встала в Рыбинске, а в волгостроевском здании открыли детский туберкулезный санаторий, просуществовавший до 1980-х годов. Ершовские дачи до 1990 года принадлежали обкому партии, а когда стали бесхозными, сгорели – по слухам, их поджег некий предприниматель.
Скобыкино буквально примыкает к корпусам бывшей норской фабрики, сейчас «Красного Перевала». Рассказ о ней – отдельная тема. Маршрут по старой дороге, с которым меня познакомила Эмилия Алексеевна, здесь кончается.
Но одно все-таки еще упомянуть нужно. Директором фабрики вплоть до революции был отец замечательной русской поэтессы Марии Петровых. Семья жила здесь же, и у нее есть замечательные стихи, посвященные этой самой дороге.
– По ней нужно не пешком пройти, а проехать на лошадиной паре, – мечтает моя собеседница. – Представляете, какое удовольствие и не только летом, но и зимой!
Но от заставы Ярославской
До Норской фабрики, до нас,
Двенадцать верст морозной сказкой
Под звездным небом в поздний час.
Пустырь кругом, строенья редки,
Темнее ночь, сильней мороз.
Чуть светятся седые ветки
Екатерининских берез...
Татьяна ЕГОРОВА