Домик на живописном левом берегу Волги в селе Рыбницы Некрасовского района, том самом, где провел последние годы жизни известный скульптор Александр Опекушин и где сейчас создается музей, они с мужем приобрели лет десять назад. Постоянных жителей здесь осталось немного, большинство домов используется под дачи приезжими, в основном из города. То же самое и в соседних деревнях Свечкино, Овсянники, Тюньба, образующих с Рыбницами единый массив.
Воровство в здешних краях в последние годы стало явлением обычным. Как только заканчивается дачный сезон и садоводы-огородники разъезжаются по зимним квартирам, их опустевшие дома подвергаются набегам непрошеных гостей. Тащат воришки все, что можно продать или съесть. Нынче первые известия о кражах пришли из Овсянников еще в сентябре – раньше обычного. Кто-то из местных даже рассказывал, что мужики одного вора там с поличным застукали и посадили в яму с картошкой. Чем все закончилось, история умалчивает, но очень быстро волна краж захлестнула и Свечниково, и Тюньбу, а в октябре докатилась до Рыбниц. Причем ворье совсем обнаглело – не только в пустующие, но и в жилые дома лазать начали.
В ночь на Покров у Вивы Афанасьевны, бывшей учительницы местной школы, чей дом первый у дороги, украли старинную икону Николая-угодника.
– Вот здесь она у меня двадцать семь лет висела, со смерти мужа, – показывая на светлое пятно на выгоревших обоях в углу кухни, рассказывала нам пожилая женщина с мягкой улыбкой на лице, иссеченном бесчисленными морщинками. – Я в комнате спала и ведь слышала шорох какой-то, да подумала, что это кошки возятся. Утром и обнаружила, что икона пропала.
А в ноябре начали в Рыбницах дома дачников вскрывать. Не устоял даже именуемый в округе «бункером» кирпичный коттедж с высоко расположенными маленькими окнами. Толстенную железную дверь отжали ломом. Грабителям пришлось, по всей видимости, изрядно попотеть, согнутое в дугу увесистое орудие воровского промысла, больше для дела непригодное, валялось у входа. Но зато и добыча им досталась знатная – один велосипед чего стоит. С других-то дач, кроме садового инвентаря да пачки макарон, и взять порой нечего. Хозяин этого самого «бункера», заехав проведать свое владение и обнаружив разорение в нем, не поленился пройтись по соседским участкам. Убедившись, что и другие дома подверглись нападению, взялся за телефон.
Услышав неприятную новость, примчалась в Рыбницы Галина Павловна. Ступила на порог своей избушки и обомлела: в сенях появилась чужая лестница, ведра, картошка. Прошла в комнату: на окнах светомаскировка из одеял и покрывал (не ее), на кровати и в шкафу чьи-то куртки и брюки, на столе грязная посуда, ведерочко сахарного песка, холодильник (отключенный) забит пачками макаронных изделий, у дивана несколько пар резиновых калош и обрезанных валенок – такие на ботинки надевают, чтобы следов не оставлять. Осмотрев все это добро, женщина поняла, что в ее доме обосновалась воровская шайка.
– Я сообщила в милицию, пришел участковый, удостоверился, что все так и есть, с соседом еще поговорил и ушел, – рассказывает Галина Павловна. – Приехала я через несколько дней, а в доме все по-прежнему, чужих вещей даже прибавилось.
В селе тем временем еще несколько краж произошло. От музея Опекушина, где ведутся реставрационные работы, украли... фонарный столб, на металлолом, видимо, больше не на что. Их четыре стояло, стилизованных под старые газовые светильники. Ночью один вырыли и уволокли, а второй подкопали. Обнаружила безобразие правнучка именитого скульптора Ирина Николаевна, которая так в Рыбницах и живет и за музеем смотрит. Сообщила в Ярославль руководству художественного музея, чьим филиалом является Опекушинский, а ночью с мужем устроили засаду.
– На мотоцикле подъехали два пацана. Мы взяли фонарики и вышли, они убежали, – поведал Владимир Викторович (жену его мы не застали, в город по делам как раз уехала). – Потом-то я домой пошел, а Ирина настырная, осталась караулить. Они через час вернулись, вышли с огородов (показал как раз в ту сторону, где дом Галины Павловны находится, облюбованный ворами), жена начала их ругать, и они убрались. Больше не возвращались.
Еще Владимир Викторович рассказал, что живут они здесь безвыездно, дома всегда кто-то есть. Лишь однажды четыре года назад на одну только ночь никого не было, тут же обчистили. Все, что можно было унести – телевизор, продукты, – забрали. В милицию обращались, да без толку, ничего так и не нашли.
Зато Галина Павловна каждый раз теперь, как приезжает, что-нибудь новенькое в своем доме обнаруживает. В прошлые выходные, например, нашла под кроватью большую хозяйственную сумку, моток веревки, электродрель... Возмущенная бездействием правоохранительных органов, которые уже больше недели располагают информацией о воровском схроне на ее даче и ничего не предпринимают, еще раз съездила к участковому на Профинтерн (хоть и нерабочий день был, суббота, но местные показали, где он живет), а в понедельник пошла с заявлением в прокуратуру.
– Да как же это так? – сокрушалась женщина, проводя для нас экскурсию по Рыбницам. – Из этого дома крали, из этого и из того. Двухэтажный напротив церкви видите? Воры ночью залезли через окно наверху, а хозяин внизу спал. Проснулся от того, что над головой кто-то топает. Но побоялся шуметь, мало ли чем может кончиться. И я боюсь. Каждый раз к дому подходить страшно. И никому никакого дела нет. Что же это такое?
В поисках ответа на поставленный вопрос мы добрались до Красного Профинтерна. Там располагается администрация Боровской волости, в состав которой входят Рыбницы, Овсянниково, Свечкино и Тюньба, где творится весь описанный беспредел. В здании волостной администрации находится и левобережное представительство Некрасовского РОВД: кабинетик на два стола, один телефон и три сотрудника (на снимке). Встретили нас очень радушно, даже обрадовались немножко.
– Нечасто к нам из газет приезжают, – пояснил участковый Александр Филиппов. – Вообще-то я до конца недели еще на больничном, но поскольку у нас тут три сельсовета и на каждый по одному милиционеру, то вот работаю.
– А что же вы кражами не занимаетесь?
– Как же, занимаемся. Почти все и раскрыто. Вот было заявление о краже труб, нашли. Местные все, кто ворует, у нас под следствием. Если из города приезжают или с костромской территории приходят – мы тут граничим, тогда сложнее. А на сегодняшний день у нас, собственно, только одно заявление имеется – от Галины Павловны. Никто больше не заявляет, да и показаний не дают, все боятся. Несколько лет назад на левом берегу 12 человек работали, и порядок был. А теперь ничего нет, ни людей, ни спецсвязи, ни машин. Осенью обещали дать машину – так и не дали. Между деревнями и по десять километров, и больше. Пешком ходим, час туда, час обратно. На трех сотрудников один ствол – это на весь левый берег. Если задержим кого, сажать все равно некуда, даже и наручников-то нет. А мы тут не только за участковых – за всех. К нам ни следователи, ни криминалисты, ни оперуполномоченные – никто не ездит, разве машину когда дают. Все ведь на том берегу живут, лишь мы на этом. Если так будет продолжаться, и мы уйдем.
Но уходить двум Александрам и Ирине из милиции все равно некуда. Работы в округе нет. Комбинат стоит. Ирина сама там раньше трудилась, потом безработной была. В августе только в органы устроилась. Бывших сотрудников комбината на работу в поселке не берут. Народ кто в город на заработки ездит, кто пьет, а чтобы пить – ворует. Пока мы вели беседу с участковыми, к ожидавшему нас на улице водителю подошли два мужичка и предложили купить джинсы «новые, на подростка» всего за червонец. А потом и до пятерки цену скинули.
Мы ехали обратно опять мимо Рыбниц. Проезжая под окнами аккуратного зеленого домика с резными белыми наличниками и прутьями решеток на фоне ажурных занавесок, за которыми живет правнучка Опекушина, вспомнили сказанные на прощание слова ее мужа:
– После пяти вечера брошены мы здесь на произвол судьбы...
Ирина КОСУЛЬНИКОВА