Не испугать ярославца «Камнем страха»

Если не считать бодрящего морозца под тридцать градусов, летнего ветерка с океана – ставишь палатку, смотри в оба, чтобы не унесло, и если вынести за скобки словно обручем стягивающую лоб, виски и затылок головную боль от недостатка кислорода, то всё у них шло нормально примерно до отметки в 6700 метров над уровнем моря.
Всё было хорошо, даже несмотря на общий неблагоприятный эмоциональный фон: как раз в те дни на склонах «Камня страха», как называли вершину этой горы древние инки, от остановки сердца погибли четверо альпинистов – трое итальянцев и американец. Так вот, когда до цели оставалось каких-то метров двести – триста, вдруг забастовал их аргентинский гид, чуть всех назад не развернул.
Смысл его нервной скороговорки на английском языке сводился к тому, что идти дальше он отказывается: дескать, холодно, ветер, вернуться не успеем. Нервишки у проводника сдали, может быть, и по уважительной причине – один из той несчастливой четвёрки был, как выяснилось, его «френд», друг. Но когда до финиша было рукой подать, в их дружной восьмёрке не нашлось ни одного чудака, кто бы так запросто согласился назад повернуть.
Тут-то и зазвенели, и тоже на сильно упрощённом языке Шекспира, стальные голоса этих рассерженных русских. Гид прислушался и хоть и не сразу, а всё же сдался. Правда, убедили его скорее всего не эмоции. Последний его довод – «не успеем вернуться» – был самый серьёзный. Кому хочется в злую непогоду спускаться потемну или ночевать среди вечных льдов? Дали проводнику твёрдое обещание: значит так – сейчас одиннадцать, если до четырнадцати ноль-ноль подняться не успеем, молча повернём назад, дескать, договорились?
Дошли, успели. Развернули на «Камне страха» флаг Ярославля. И уж постарались, чтобы сил хватило вернуться. А у гида в тот злополучный день как-то всё шло наперекосяк. Спускали его в базовый лагерь с отмороженными пальцами ног на вертолёте национального парка «Аконкагуа».

Хорошая компания для красивой горы

Не зря же говорят альпинисты: эмоции, особенно те, что со знаком минус, оставляй, друг, дома. А вот некоторых важных «чуть-чуть» не упусти, на серьёзных маршрутах мелочей не бывает. Нашей восьмёрке те «чуть-чуть» давно известны – ходят в горы со студенческих времён. Все они выпускники разных факультетов одного вуза – политехнического института, почти одногодки.
Защищали некогда цвета «Буревестника» в составе команды, собранной на базе политеха. Ездили на первенство Союза на Памир, на их счету три семитысячника: пик Корженевской, пик Ленина и самая высокая точка бывшего СССР – пик Коммунизма с отметкой 7495 метров. Один из них, Дмитрий Смирнов, в начале 90-х был чемпионом страны. У некоторых за плечами не одна сотня восхождений. В нынешней восьмёрке два кэ-мэ-эса, кандидата в мастера, два Олега – Аверкеев и Тюриков, остальные – перворазрядники.
Для широкой публики Игорь Пахомов без лишних слов объяснил, что за персона в альпинизме – перворазрядник: «за Эльбрус», взятие самой высокой вершины европейского континента (5642 м), больше третьего разряда спортсмен не получит.
Расставались они лет на пять – у всех семьи, работа. Когда подросли дети и устаканилось на деловом поприще (все теперь предприниматели и менеджеры), они снова пересеклись. Захотели вспомнить старое. Пару лет назад поднялись к воспетым Хемингуэем снегам Килиманджаро, на высшую точку Африки. Вдохновились так, что теперь вот и до «Камня страха» дозрели. Кто-то при этом очень к месту пошутил: а почему бы нам, братцы, в хорошей компании не сходить ещё на одну красивую гору?
Загодя наметили восхождение на рождественские каникулы, готовиться начали с лета. Рецептура испытанная: плавание, кроссы. Раза три-четыре в неделю выезжали в лес, бегали стипль-чезы, километров по восемь в день. Специально ездили в район Эльбруса. Поднимались до 4200 метров «погулять» в условиях недостатка кислорода.
На Новый год собрали рюкзаки. Оснастились на уровне мировых стандартов: острозубыми «кошками», что крепятся к ранту ботинок, складными лыжными палками, по паре на человека, чтобы ходить по зернистому фирну, штормовой одеждой с пуховиками и термобельём – пот сквозь ткань выходит наружу, а дождевую воду она не пропускает.
Маршрут выбрали, по словам Пахомова, «самый логичный». Отвесных стенок, по каким «на ногтях» поднимаются, там вроде не предвиделось, но путь предстоял долгий – по графику акклиматизации. Игорь взял карандаш и всё объяснил по рисунку, похожему на скошенные вправо зубья пилы: поднимаемся до пяти тысяч – спускаемся до четырёх с половиной, после ночёвки набираем высоту дальше, до пяти тысяч трёхсот метров, спускаемся до четырёх семьсот и так до самой вершины.

Дотронуться
до Млечного пути

Летели через Чили, в Сантьяго обдало их душным жаром южно-американского лета. В Аргентине в офисе национального парка без лишних хлопот оформили разрешения на подъём, заплатив по пятьсот долларов на брата. От вежливых рейнджеров, инспекторов-экологов в форме защитного цвета получили пакеты для отходов. Не вернёшь, будешь оштрафован на сто долларов. Вот как надо беречь дикую природу!
К базовому лагерю прибыли на рейсовом микроавтобусе для горновосходителей. Там и отобедали нормально, в первый и последний раз, наверное, за всю экспедицию. Дальше в рационе оставался чай с печеньем или без, бульонные кубики, сухофрукты, макароны с тёртым сыром, плюс много-много, по четыре-пять литров на душу в день питьевой воды, натопленной из снега. На высоте в шесть тысяч метров организм от гипоксии восстанавливаться не успевает, сколько не отдыхай – сердце с трудом перекачивает загустевшую кровь, и её, как объяснил суть дела Пахомов, «нужно разбавлять». Горная болезнь и бывает от недостатка кислорода. Одышки, голов­ной боли, гремучей смеси метели с морозом поровну досталось каждому из них. Наш собеседник всего этого подробно не расписывал, а в тайны психологии альпиниста-высотника, не мудрствуя лукаво, посвятил такими словами:
– Идёшь и никогда не уверен, дойдёшь ли, хватит ли сил. Твёрдо знаешь одно – нельзя остановиться. И ничего тебе другого не остаётся, как идти через «не могу».
Так они и дошли – туда, где снег не тает, а испаряется, где ледники, бывает, не лежат смирно, а угрожающе текут. Где сосульки, похожие на торосы, растут вверх, и хранятся вековые залежи снегопадов нескольких тысячелетий. А Млечный путь там так близко, что, кажется, его можно потрогать ладонью.
На вершине, у металлического знака в виде креста, они пожали друг другу руки. Разрядились по-мальчишески, просто всласть покричали на всю вселенную. Константин Евграфов вынул из рюкзака синий, как океан под солнцем, флаг Ярославля с мишкой косолапым. Тюриков и Владимир Журавлёв в две камеры поснимали всех на память. Михаил Дробыш и все остальные прямо с места события напомнили о себе семьям.
Записок на вершине не оставляли и тем более не заполняли никаких отчётных документов, как это заведено было в советские времена. Ни перед кем эти снежные барсы не отчитываются. А дома им и так поверят, только бы вернулись.
Отметили событие в базовом лагере. Пригубили по стопке под сырок. Одолжили у кого-то на часик гитару. Пели из Кукина, Городницкого и это вот, Визбора: «Ну как мне тебе рассказать, что такое гора?//Гора – это небо, покрытая камнем и снегом.//Там холод такой неземной, неземная жара,//А ветер такой, что нигде, кроме неба, и не был»...
Финальный наш страшный детский вопрос – опасно, денег не платят, и зачем вам всё это надо – Игорь Пахомов уважил с обезоруживающей простотой Хемингуэя:
– Есть цель, и я её достиг. Это греет душу, с этим легче жить, легче двигаться, не обязательно в горы, а просто по жизни.