Изразец для Тютчевского дома

...С Николаем Николаевичем мы познакомились нежданно. В Александровском зале нашей Опочининской библиотеки шло научное заседание наших чтений, посвящённых усадебной культуре и в немалой мере тютчевской теме. Был уже второй день чтений, и он клонился к завершению, звучали последние доклады и замечания, когда ведущая сказала, что это ещё не край нашей сегодняшней работы, что вот только что приехал (прямо с автобуса) ещё один участник занятий и вот его-то выступление и завершит этот день.

Он вошёл в зал, стройный, высокий, как-то природно хорошо организованный и собранный, и сразу взял всё внимание зала. Говорил без какого-либо письменного текста, очень просто, но ёмко и ярко излагал своё видение темы. И я... обрадовался! Чтения, и до того бывшие отнюдь не бедными на сильные доклады и хорошие российские имена, вдруг расцвели новым уверенным прорывом в живую суть старинной жизни. Докладчик отнюдь не перечислял вечные истины и излагал отнюдь не хитроумные компиляции, но говорил своё. В чём именно он видит истоки и причины явлений и какие их последствия мы можем наблюдать в сегодняшней нашей жизни. Говорил, касаясь живых струн бытия и чувствования. Я запоздало спохватился записывать хотя бы основное – «узлы» движения его мысли. Но это оказалось вполне безнадёжной затеей, мысль развивалась упруго и быстро и, не облечённая в его собственные слова, оказалась бы мертвенно сухой.

Мы слушали с радостью, а потом посыпались вопросы. Гость отвечал быстро, с какой-то мягкой, каждый раз снова вспыхивающей энергией. А ответив на всё спрашиваемое, он извинился за крайнюю бедность свою временем и... откланялся. И мы поняли, что ради наших провинциальных чтений он выкроил из своего плотно занятого ярославского времени самый ограниченный кусочек, примчался к нам, выступил, побеседовал и уехал, спеша к своим университетским делам. И это желание помочь нам, это понимание наших просветительских трудов невозможно было не оценить...

Участие Николая Николаевича в наших трудах стало систематическим. Его приезды на очередные чтения или конференции всегда обещали изложение новых интересных взглядов и мыслей, хорошие дискуссионные возможности и глубокое научное общение. Круг нашего общения на чтениях всегда бывал достаточно значимым. Например, в тютчевских мероприятиях обычно участвуют до десяти докторов наук и несколько академиков, но Николай Николаевич Пайков в этом замечательном собрании высоких специалистов отличался особой зоркостью к предложенной тематике, ярким личностным подходом и удивительной терпимостью к взглядам других учёных или практиков.

Мы хорошо знали, что он весьма требователен к студентам, и удивлялись, как он сдержан и по-доброму внимателен к ним же и к начинающим коллегам в ходе научных мероприятий. Он умел уважать чужое мнение, даже если оно и не покоилось на богатой фактической основе. Его замечания всегда оказывались очень взвешенными, тактичными и необидными.

Что греха таить, некоторые из наших знаменитых гостей в первые годы чтений порой печалили нас ощутимым высокомерием, а также особой придирчивостью к публикации их докладов. А Николай Николаевич и здесь отличался большим пониманием, сочувственностью и добротой. Он ясно осознавал и скромный уровень наших материальных возможностей, и затруднения в редактировании текстов и нередко вину за неладности в его текстах... брал на себя, великодушно замечая, что и сам он должен был лишний раз прочитать свои материалы, а не доверяться диктофонной записи.

Душа у него была очень добрая и широкая в своих гражданских проявлениях. Он мог по просьбе малознакомого участника чтений провести целое небольшое исследование, помогая тому разобраться в трудном вопросе. Мог остаться в Мышкине на целый вечер и даже с ночёвкой ради продолжения поиска ответов на возникающие серьёзные вопросы. В таких случаях «круглый стол» продолжался в гостинице и в его номере собирались другие любители поиска истины и потом вспоминали, что такие вечера стоили всех чтений.

Пайков всегда готов был помогать в больших хороших начинаниях. Таких случаев на моей памяти было немало, но один мне особо запомнился.

Второй день нашей очередной конференции проходил в самой родовой усадьбе Тютчевых, Знаменском. Участники не только провели очередные научные занятия, но многие из них внимательно осмотрели печальные остатки тютчевского гнезда – поруганную церковь, одичалый парк, опустелый дом. Николай Николаевич был особенно внимателен к такому осмотру, а весь обратный путь он нёс с собой большой изразец, найденный им в развалинах. Я шутливо поинтересовался: «Николай Николаевич, вы взяли столь большой сувенир для иллюстрирования своих тютчевских лекций в Ярославле?» Лицо его осветилось доброй улыбкой: «Неплохая шутка, но я несу его для вас, для вашего «Тютчевского дома»! В его экспозициях и такая вещественность, наверное, пригодится!»

...Нам всё пригодилось – и его подарки, и его знания, и его доброта. А сейчас, когда этот замечательный учёный и прекрасный человек навечно ушёл от всех нас, совсем в иной, далёкий и безвозвратный путь, нам всегда пригодится на наших земных путях благодарная тёплая память о нём.