После первой же встречи с семьей Ширкуновых передо мной была поставлена задача:
– Ради Бога, отыщите хоть какие-то документы, связанные с нашим безвинно пострадавшим дедом. И если в уголовном деле фотография имеется, то опишите нам хотя бы его лицо...
В УФСБ по Ярославской области нам сообщили, что дело, связанное с арестом Михаила Евгеньевича Ширкунова, произведенным 66 лет назад, имеется. Оно находится в Госархиве Ярославской области и значится под кодом: С-11728. Чтобы журналисту ознакомиться с ним, объяснили мне, нужна доверенность от родственников репрессированного священника.
С доверенностью я пришел в архив. Директор Евгений Гузанов, у которого, кстати, также был репрессирован дед, сказал:
– Желание родственников ознакомиться, как они просят, хотя бы с описанием фотографии Михаила Евгеньевича, может не осуществиться. Были случаи, когда представители церкви, которым мы давали для ознакомления уголовные дела, не обнаруживали там фотографий тех, кого решено причислить к лику святых (канонизировать).
И вот листаю тоненькую книжечку уголовного дела.
29 октября 1937 года уроженец деревни Шаборин Починок Грязовецкого уезда Вологодской области Михаил Евгеньевич Ширкунов (год рождения – 1894) был арестован Даниловским РОНКВД и препровожден в местную тюрьму. 2 ноября оперуполномоченный райотдела милиции сержант Герцев уже вел допрос своего «клиента». До этого он, конечно, ознакомился с характеристикой, данной председателем Никольского сельсовета (подпись в деле неразборчива), на территорию которого всего лишь пару месяцев назад прибыл на службу Ширкунов. «С первых же дней, – пишет председатель с/с, – Ширкунов проявил себя личностью подозрительной, завязал связи с бывшими повстанцами, попами и людями (так и написано. – В. П.), настроенными против советской власти».
Перед тем как допросить Михаила Евгеньевича, сержант Герцев за два дня успел пропустить через свой кабинет с десяток «свидетелей», которых, судя по протоколам, допрашивали по одной оперативной колодке (ответы разных людей в большинстве случаев похожи, как близнецы). Безграмотный колхозник Иван Данилов как по писаному шпарит, отвечая на вопрос опера:
– Что вы знаете об общественной деятельности Ширкунова?
– С 1936 года имеет связь с офицером царской армии, собирал сведения о настроениях крестьян-повстанцев, служил молебен о даровании победы зеленым.
Следователь хоть и торопился, но понимал, что голословие надо сдобрить какими-никакими картинками. Для сбора «доказательной базы» допрашивал также свидетелей Шарина, Сурнина, Щадрина. Неуклюжие, топорные, наспех сшитые истории рассказывали они. Один свидетель пошел в лес за грибами, там случайно наткнулся на контрреволюционеров, проходящих по картотеке органов, и те (до этого никогда не видевшие мужика-грибника) начинают костерить советскую власть, ностальгировать по восстанию зеленых 20-летней давности. И в самый разгар этой беседы в глухом лесу вдруг из кустов выходит нужный следствию поп Ширкунов и с ходу подключается к опасному для власти разговору. Мол, задушили крестьянство, голодно и холодно в деревне. В другой раз приглашенный бывшим лесопромышленником П. А. Смирновым за ягодами свидетель встречает «вышедшего на нас Ширкунова», и «этот самый поп», когда разговор зашел о восстании 1919 года, якобы сказал такую фразу: «Нужно выявить участников восстания, и когда дело будет обстоять ясно, то можно будет тогда кое о чем поговорить». Хоть бы врали-то поскладнее.
Примерно в том же духе, судя по протоколам, «помогали» следствию другие «свидетели».
«В сентябре 1937 года я ходил на реку около деревни Бухалово, – излагает очередной мужик. – И на берегу увидел попов Зыкова и Ширкунова. Они стали расспрашивать о колхозе, настроениях людей. Я сказал: в колхозе сейчас хорошо, много хлеба. Зыков и Ширкунов засмеялись и сказали, что ничего нет».
Разные свидетели на допросе, когда речь заходила о «банде зеленых», отвечали на вопросы следователя абсолютно одинаковыми фразами. Например: «Они являлись в дома и силой оружия заставляли людей идти в зеленые отряды, угрожая при этом расстрелом». Видно, следователю понравилась фраза, он ее излагал, затем подсовывал на подпись свидетелю, и тот соглашался: «Записано с моих слов верно».
Дело, конечно, не столько в них, темных, запуганных мужиках, а в методах следствия, на которое отпускалось два-три дня, предшествовавших неизбежному расстрельному приговору. В конце концов в безумной спешке машинистка допустила ошибку, никто ее не заметил, так что в дальнейшем (и в обвинительном приговоре тоже) стала фигурировать другая фамилия – Шаркунов.
В деле, как и предполагалось, фотокарточки не было.
Ликвидировали «в честь»... 7 ноября
2 ноября допрашивали самого Михаила Евгеньевича. И даже здесь была переврана его фамилия! «С кем у вас была установлена связь в Даниловском районе?» – спрашивает помощник оперуполномоченного Даниловского РОНКВД Шалашов. Перечислив фамилии, Ширкунов поясняет: «И все они, не стесняясь, открыто высказывали враждебное отношение к советской власти. И для меня стало ясно, что существует повстанческая группа». Следователь задает очередной вопрос: «Какие задачи выдвигала группа?» Ответ: «Критика проводимой политики партии и власти, воспитание у населения недовольства этой властью».
Видно, экономя бумагу, следователь на обороте протокола допроса, ловко подогнав текст под слово «подпись», задает последний, ритуальный вопрос: «Признаете себя виновным?» И своей же рукой следователь выводит: «Да, признаю».
Дело направлено на рассмотрение тройки УНКВД. Приписка: «Шаркунов содержится в Ярославской тюрьме». Подписи: Шалашов и начальник Даниловского РОНКВД, мл. лейтенант Гос. Безопасности Магрычев.
В тот же день отбила свою зловещую чечетку пресловутая тройка: «М. Е. Шаркунов являлся участником к-р (т. е. контрреволюционной. – В. П.) повстанческой террористической группы, систематически участвовал в к-р сборищах, где высказывал террористические настроения в отношении вождей партии и правительства». И, наконец, само постановление: «Шаркунова Михаила Евгеньевича расстрелять».
Подписал этот документ секретарь тройки Антонов, без имени-отчества человек. И, наконец, последняя бумажка в деле – выписка из акта, завизированная тем же Антоновым. Здесь говорится, что «приговор приведен в исполнение 6 ноября 1937 года». Как раз в канун празднования 20-й годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции. Было за что выпить «ликвидаторам».
В деле № С-11728 имеется такое заключение прокуратуры Ярославской области от 31.07.89 г.: «Приговор приведен в исполнение 6 ноября 1937 г. Юридической квалификации преступления нет. Существование контрреволюционной организации материалами настоящего дела не доказывается». В этом документе фамилия уже не искажена. Восстановлено доброе имя Михаила Евгеньевича Ширкунова, что отражено на 382-й странице книги «Не предать забвению», выпущенной в Ярославле.
У Михаила Евгеньевича есть праправнук Игорь и праправнучка Юля, они учатся в Закобякинской школе. Их бабушка Валентина Борисовна и ее сестра Лида, их папа Александр все ждали, надеялись, что дорогой им человек вернется из лагеря, если не в 40-м году, то в 50-м... 70-м... Всякое ведь бывало. А на самом деле ему дали пожить в тюремной камере всего 7 дней...
Валерий ПРОХОРОВ.