Много лет назад выменяли себе трехкомнатную квартиру за Волгой четверо Соколовых: Вера с мужем Виталием, их сын и матушка мужа, Анна Клавдиевна. Последняя жить в новой квартире не стала, она затем и съехалась с семьей сына, что собиралась насовсем в Минск, к другому отпрыску. А в наши пенаты с тех пор наезжала этак примерно раз в год – получить пенсию. Потому что прописку она не меняла, числилась за Ярославлем и даже оставалась ответственным квартиросъемщиком.
Она приезжала несколько лет, жила летом по месяцу, даже тогда, когда Соколовы развелись (вследствие чего Виталий укатил в неизвестном направлении, забыв побаловать Веру новым адресом). Но однажды наступило лето, потом другое, а бабушка не появилась. Вера к тому времени родней бывшего мужа уже не интересовалась. Она даже адрес минский потеряла. Не приехала свекровь – ну и ладно, как говорится, ее проблемы. О старушке вспомнил Пенсионный фонд – впереди было ее 80-летие, пенсия должна была вырасти, вот представители структуры и пришли выяснить – бабушка жива? Вера развела руками – откуда знать, Минск далеко.
А через пару недель, навестив по случаю в Красных Ткачах дальнюю родственницу Соколовых, Вера услышала, что Анна Клавдиевна давно отправилась гораздо дальше Минска. «Приходил твой Виталий, – сказала родственница, – принес коробку. Дескать, мать кремировали, это прах, прощайтесь. Потом собирался подзахоронить ее в Кузнечихе, в могилу к ее сестре».
Из рассказа следовало, что бабушка умерла в 1999 году, а на дворе был уже 2001-й. Надо сказать, что и за свекровь, отсутствующую с начала девяностых, и за уехавшего затем бывшего мужа Вера исправно вносила квартплату. Пока она считала, что Анна Клавдиевна жива, вопросов не возникало. Но теперь получалось – у нее в квартире прописана мертвая! На душе стало как-то неуютно.
С этим ознобом в сердце отправилась Вера Викторовна в домоуправление, откуда ее, само собой, послали по другим инстанциям. Потому что недостаточно быть мертвым, сначала надо иметь свидетельство о смерти. Что делать? Адреса минского нет. Да и захочет ли бывшая родня суетиться ради проблем ярославцев? И пошла Вера в милицию. Рассказала, как обстоят дела. После долгих препирательств оставила там заявление на поиск пропавшего без вести. В конце концов, она свекровь мертвой не видела, мало ли кто что говорит... В ожидании результата Вера на всякий случай съездила в Кузнечиху – узнать, было ли подзахоронение. В администрации поселка ей ответили, что никаких записей о том нет.
В сказочной стране, как и положено, скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Тем более, что замешаны целых два чудо-государства – наше и Белоруссия. Ответ на свой запрос Вера получила... хотелось написать: не прошло и года, но это неправда. Получила аж в январе 2004-го. Выдали его в Заволжском РОВД, сказали, что это выписка из телефонограммы, полученной из Минска. В справке говорится, что «Соколова Анна Клавдиевна, 1921 г. р., проживающая (далее следует адрес заволжской квартиры), 30.10.99 г. кремирована в крематории г. Минска, р-ки Беларусь (актовая запись з/н № 036833)».
Имея бумагу от самого что ни на есть серьезного органа, Вера вошла в РЭУ твердой по-ступью. Паспортистка бумагу взяла, на всякий случай позвонила еще какому-то юристу, после чего Вере пообещала: теперь мы бабушку уж точно выпишем. Однако прошел месяц, и в почтовом ящике оказался счет, из которого следовало, что покойная (как минимум – по справке, выданной в милиции) пьет из крана, моется горячей водой и оставляет после себя какой-то мусор, который за ней надо вывозить. Вера – в РЭУ. А там говорят: «Ну и что – кремирована... Где справка о смерти?» Испытав легкое голово-кружение от этакого открытия, что человек может пройти через собственную кремацию и остаться в живых, Вера потопала по этапу дальше. В паспортный стол Заволжского РОВД, где узнала, что справка о кремации, выданная этой же самой конторой, никого не впечатляет. Куда идти дальше милиции, она не знала. Кто-то подсказал: в управление загса. Оттуда в Минск послали запрос.
И вот (не прошло и года!) в минувшем июне пришло еще одно известие. Архив загса Минского управления юстиции сообщил, что записи о смерти Соколовой Анны Клавдиевны нет. Получается, что бабушку в 1999 году кремировали. Но она не умирала. Во всяком случае минскому загсу об этом ничего не известно. Как оно так случилось? Возможно, кто-то ошибся, возможно, объехал закон, испепелив тело без свидетельства о смерти. В любом случае Веру статус-кво не устраивало, какова бы ни была истина.
В ярославском загсе ей сказали: подайте в розыск. Круг замкнулся. Вера поняла, что попала в тупик. Доказать, что свекровь мертва, не получается. Доказать, что жива – еще менее вероятно, потому что в Минске ее в юридическом смысле нет, прописана она в Ярославле. Нет в наличии тела – ни живого, ни мертвого. Нет могилы. Вопрос, куда девалась коробка с прахом, риториче-ский – много ли надо усилий и предосторожностей, чтобы без всяких разрешений закопать небольшой предмет в холмик к родственникам? Нет свидетелей – бывший муж неизвестно где, а женщина, которая видела коробку с прахом и рассказала Вере о смерти Анны Соколовой, тоже умерла.
Строго говоря, если в такой ситуации не предпринимать никаких действий, человек будет считаться живым вечно. Формула бессмертия найдена: нет справки – нет смерти. Никто в РЭУ не станет плакать, если на его счет будут поступать платежи от 150-летних жильцов. А что, прецеденты были – про Мафусаила не знаете?
При том, что в сказочной стране при желании стать мертвым можно. Несколько лет назад, например, в Ярославле случилась такая история. В семье, где жила пожилая мама со взрослой дочкой и ее мужем, принято было употреблять по любому поводу. Однажды мама ушла из дома и отсутствовала дня три или четыре. Дочке было по фигу. Но у магазина ее встретила знакомая и сказала: мамку-то твою вчера поезд сбил, в морг увезли. Дочка помчалась с мужем по адресу. В скорбном помещении они обнаружили тело, в котором с трудом читались родные контуры. Поплакали, конечно, быстренько оформили компенсацию, устроили чин чином похороны... А через день «покойница» явилась собственной персоной (хорошо, не прямо ко гробу, а то пришлось бы еще кого после этого на тот свет провожать). Оказалось, она просто подзадержалась в гостях у родни. В общем, погорячилась дочка, признав свою маму в чужом трупе. Бабушка потом замучилась доказывать, что она жива и ей нужен паспорт. Тем более что компенсация на похороны была уже по-трачена. История эта – редкая, но не исключительная. Вывод: хочешь кого-нибудь перевести в покойники – узнай, есть ли в морге невостребованный труп, и опознай его как надо. Главное – отдать за него паспорт.
У Веры такого выхода нет. Осталось одно – идти в суд. Как говорят юристы, с этого надо было начинать. Но ведь Вера – человек здравый, она полагала, что и все остальные такие, и страна в целом тоже. Казалось, вот еще шажок, еще справочка – не через месяц, так через год – и все станет очевидно даже паспортному столу. Но за четыре года жизнь ее закалила. В суд так в суд, раз без него никто не верит минскому крематорию. Для начала, наверное, она попробует доказать, что свекровь умерла. Если это не получится, будет собирать свидетелей того, что никто не видел Анну Клавдиевну пьющей воду и греющейся у батареи в заволжской квартире много лет. А пока Вера будет платить за все, что нарисуют в счете, как платила все эти годы. И благодарить Бога, что свекровь уехала жить не в Зимбабве. Там, говорят, умирают вообще без справок.
Дарья СТАРКОВА.