Больная совесть наша

Спорить и в самом деле есть о чём. В советские времена мы видели немало исторических фильмов о судьбах великих мира сего, и, как правило, речь там шла об идеальных героях, рыцарях без страха и упрёка, преимущественно отважных борцах с ненавистным царским режимом или, на худой конец, от этого самого режима пострадавших.

А тут вдруг перед нами далеко не безупречный человек, изрядно мучающий своих близких и мучающийся сам, запутавшийся в своих любовных делах, эпилептик, да ещё и безнадёжный игроман. И он, как его кинопредшественники, пострадал от жестокого режима, хоть и не сказать, что так уж напрасно: заговор-то был, самый что ни на есть антиправительственный, и Достоевский к нему отношение имел. За что и подлежал наказанию. Впрочем, отказать царю в садизме трудно: ведь он заранее предусмотрел эту жуткую пытку, когда осуждённым уже надели на головы мешки, солдаты прицелились, как вдруг является заранее заготовленный курьер с указом об отмене казни. Тут не то что эпилепсию, тут и потерю рассудка приобрести легче лёгкого.

Но дело всё-таки не в этом. Едва ли не впервые великий писатель предстаёт перед нами, что называется, без галстука. Как к этому относиться? Надо ли нам знать о людях такого ранга детали их быта, особенности их характера, их отношений с окружающими, разбираться в их грехах? Вопрос непраздный.

Если задуматься, то мало найдётся великих деятелей культуры, у которых нет «скелета в шкафу». Чаще частого у них были невыносимые характеры, дурные привычки, они были неуживчивы, изводили своих родственников, пили горькую и так далее до бесконечности. За примерами далеко ходить не надо: есть у нас, простите, вопросы и к Пушкину, и к Лермонтову, и к Толстому, и к Некрасову, и к Мусоргскому, и к Есенину. Не будем удлинять список за счёт зарубежных классиков, они ничуть не лучше.

Ну и что? А ничего. Все эти люди были прежде всего людьми, со всеми нашими страстями и пороками. Влюблялись, изменяли жёнам, предавали, бывало, что совершали и совсем уж позорные поступки. Вот только в отличие от нас они ещё и писали великие романы и картины, создавали великую музыку, потрясали своей игрой в театре.

Не следует смешивать две совершенно разные вещи: бытие и сознание, смертного человека с его страстями и исповедуемую им идею. Не одно и то же: коммунизм и коммунисты, христианство и церковь, сам художник и его произведения. Ну вот Гёте гениально изобразил обманутую Фаустом Маргариту, вызвал к ней всеобщее сочувствие, а сам, когда был министром, подписал смертный приговор реальной девушке с точно такой же судьбой. Стал ли образ Маргариты от этого хуже? Просто перед нами фактически два человека – обычный обыватель и творец. Вы можете как угодно относиться к обывателю, но не должны переносить его отрицательные свойства на созданные человеком, носящим то же имя, произведения. «Ах, я не люблю стихи Маяковского, потому что у него были какие-то ненормальные семейные отношения!» Какое ваше дело?

Всё так. Но трудно отделаться от мысли: почему же всё-таки великие творцы нередко люди ущербные? Не потому ли, что талант, а тем более гений – вещь непростая, дающаяся в обмен на душевное спокойствие, на мысль о том, что мир прекрасен и благополучен и не нуждается в крупных переменах. Гении крайне редко, а может быть, и никогда не бывают людьми счастливыми, благополучными, им всегда плохо, потому что они острее, чем большинство из нас, ощущают несовершенство мира – даже если иной раз и не отдают себе в этом отчёт. Не понимают, почему им плохо, и оттого, бывает, совершают не красящие их поступки.

Так что есть, есть разница между обычным человеком и гением, совершившими один и тот же проступок. Понимаю, что мысль эта не всем придётся по душе, а всё-таки буду настаивать: за одно и то же отвечать любому из нас и гению надо по-разному. Другое дело, что разобраться, гений перед нами или просто какой-нибудь пьяный дебошир, не так легко, да и пострадавшему от рук этого человека всё равно, кто причинил ему ущерб. И всё же, и всё же... Не зря Горький назвал Достоевского «больная совесть наша». Вот именно что больная совесть.

В сериале Хотиненко много удачных находок, замечательная игра актёров, прежде всего первого плана, но также и второстепенных. Хороший, достойный ансамбль. Есть и к чему можно придраться. Вероятно, по понятным – финансовым – соображениям жизнь великого писателя дана в виде отрывочных эпизодов, промежуток между которыми не заполнен ничем, отчего логика изменения его характера порой никак не проясняется. Например, напрасно лишь пунктиром показана жизнь на каторге. А ведь именно здесь, через собственное страдание Достоевский стал тем, чем он стал, ибо описать страдание человека может только тот, кто страдал.

Отдельно – о собственно творчестве писателя. Почему об этом так мало? А что вы хотели? Как прикажете показать на экране это самое творчество, таинственный процесс, в котором и сам творец не очень-то разбирается? «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон, в заботах суетного света он малодушно погружён». Ах, если бы можно было увидеть воочию, что происходит в голове творца, когда «божественный глагол до слуха чуткого коснётся»! Иные даже говорят, что перед нами в этот момент появляется вовсе не сам человек, что его пером водит Некто, куда более высокий.

Вот и попробуйте это всё нам показать. Так что не стоит требовать невозможного. Вы не задумывались, отчего у нас до сих пор нет полноценного фильма о Пушкине? Не оттого ли, что написать о Пушкине мог бы только мастер, равный ему? Я бы даже сказал, что сам Пушкин о себе вряд ли бы написал что-нибудь путное, потому что сам творец чаще всего плохо понимает, как у него получается шедевр. Вот его охватывает вдохновение. Все знают, что оно существует. А что это такое?

Так ответим же на самый главный вопрос: если всё сказанное выше – правда, зачем надо было огород городить и ворошить интимные детали жизни великого писателя? Полагаю, что всё же стоило, хотя бы для того, чтобы задуматься о трагической судьбе всех печальников о наших судьбах.