Котёнок

Алевтина Фёдоровна работала в столовой дет­ского оздоровительного лагеря уже почти двадцать пять лет. Она пришла сюда ещё молоденькой девушкой, потом вышла замуж: здесь же, в этой столовой, они сыграли свадьбу. Сейчас она порядком располнела, и от той гибкой и симпатичной девушки не осталось практически ничего. Глаза её посерели, волосы выцвели. Как все работницы кухни, она стала крикливой и грубоватой. Так как чаще всего она работала с мясом, её фартук всегда был в красных пятнах крови. Запах лука, казалось, навсегда въелся в её руки. Свои губы, сухие и бледные, она часто облизывала от жары на кухне, отчего они сохли ещё больше.

Частенько Алевтина Фёдоровна выходила во дворик со своими сотрудницами покурить. Здесь же сновали у ног кухонных рабочих кошки, надеясь на что-нибудь вкусненькое. Повара подкармливали их и гладили, но только не Алевтина Фёдоровна, которая не разделяла этой общей привязанности. Ведь это очень негигиенично – сначала еда, потом кошки, потом опять еда. Вдобавок ко всему они могли чем-нибудь заразить человека.

Алевтина Фёдоровна не любила кошек. Она вообще, сколько себя помнила, недолюбливала животных.

– Мама, смотри, какой пушистый!

Аля сидела на корточках и поглаживала серого котёнка.

– Можно он будет жить с нами?

Мама стояла у плиты и что-то готовила. Она полуобернулась, увидела котёнка и равнодушно пожала плечами.

Девочка сама открыла холодильник, налила молоко в блюдечко и поставила его перед усатой мордашкой.

Ещё немного потискав котёнка, Аля убежала гулять во двор.

Вернулась она в хорошем настроении, пела песенки, поднимаясь по ступенькам до квартиры. В дверях она столкнулась с мамой. Та быстро обронила:

– Я сейчас вернусь.

Аля вошла домой и сразу вспомнила про котёнка.

– Кс-кс-кс! – позвала она, но никто не выбежал на её голос. «Спит?» – подумала она и громче позвала:

– Кс-кс-кс!!!

Тишина. Ни мяуканья, ни возни.

Аля заглянула под диван, под шкаф, побежала на кухню, весело дрыгая косичками, и увидела, что блюдечко исчезло. Нижняя губа дрогнула. С остатками надежды она прошептала:

– Кс-кс-кс...

На глаза стали наворачиваться слёзы.

И вдруг… Вспышка: мама. Длинная юбка. В руке пакет. Чёрный пакет. Сознание Али приближало его всё ближе и ближе – и... Наконец. Она. Ясно. Увидела... КОТЁНОК! В горле запершило, она начала задыхаться, хватала ртом воздух и, наконец, заплакала. С рёвом она стояла посередине кухни, её нижняя губа дрожала, тело сотрясалось от всхлипываний. Бездумно она поплелась в комнату, забилась в угол.

Когда мама вернулась, то услышала лишь редкое шмыганье дочери.

Они никогда не разговаривали об этом.

К Алевтине Фёдоровне подбежал котёнок.

– Мяу, – сказал он и начал ласкаться о её толстые ноги.

– Что, есть хочешь? – спросила она его, небрежно отпихивая.

– Мяу, – ответил он.

– Хм, – усмехнулась она. – Неужто понимаешь? – и выдохнула ему в мордочку дым.

Котёнок отвернулся, но опять начал тереться.

– Ну, пойдём, – неожиданно для себя самой сказала она. – Пойдёшь?

Пропахшие луком и дымом руки выкинули сигарету и поманили серый комочек, который доверчиво побежал за белыми толстыми ногами.

Алевтина Фёдоровна вынула из холодильника молоко, налила его в очень большую тарелку и поставила перед котёнком: «Ешь!» – а сама села рядом на стул.

Котёнок ел и щурился от удовольствия.

– У-у-у, проглот, – медленно произнесла она, глядя на то, как он уплетает.

Наевшись, но при этом не съев и половину от того, что налила ему Алевтина Фёдоровна, котёнок начал умываться.

– Ну, иди сюда.

Алевтина Фёдоровна взяла его на колени и начала гладить. Тот заурчал, начал ласкаться и пытаться поцеловать её в губы. Она начала ещё быстрее гладить по шёрстке.

Потом встала, держа котёнка на руках, подошла к стене и взяла в руки пластмассовое ведро, в которое они часто наливали воду на случай отключения. Подошла к раковине и поставила под кран, продолжая чесать котёнка под подбородком.

– У-у-у-у, какой лохматый, – запустив пальцы ему в шёр­стку, проговорила она. Выключила воду, сходила за крышкой. Посмотрела на дно и швырнула туда котёнка, закрыв ведро. Раздалось отчаянное мяуканье и царапанье по стенам. Нижняя губа Алевтины Фёдоровны слегка дрогнула, но тут же вид её снова стал спокойным и невозмутимым. Когда всё стихло, она взяла ведро, вышла во двор и вылила воду вместе с трупом в кучу, куда обычно выливали помои.

Посмотрела куда-то вдаль и пошла мыть руки.