Он был командиром отделения в роте «смертников», но за все два года не получил практически ни единой царапины – лишь руку однажды посекло осколками. За плечами старшего сержанта Сергея Кукушкина остались сотни километров горных дорог и десятки караванов военной техники, впереди которых со щупами в руках обязательно шли сапёры.
На собственный счёт двадцатилетний мальчишка записал триста (!) обезвреженных мин и был удостоен медали «За отвагу». А ещё были рейды по тылам душманов и смерть друзей. И хотя с той поры прошло четверть века, по ночам бывший сапёр по-прежнему идёт в атаку или откручивает взрыватели у мин, обливаясь от напряжения холодным потом.
Серёга Кукушкин был обычным парнем: учился в школе, занимался спортом, хулиганил с друзьями по мелочи. В пятнадцать лет пришёл на Гаврилов-Ямский льнокомбинат, в отцов-скую бригаду жестянщиков, чтобы продолжить семейную династию. И наверняка добился бы на этом поприще, как и батя, немалых успехов. Но размеренную жизнь вдруг резко перечеркнуло одно короткое слово – Афган.
В 1981-м Сергея призвали в армию, и когда их, пацанов, привезли в учебку в Ашхабад, многие догадались: впереди Афганистан. А вскоре на плацу перед строем прозвучали восемь фамилий «счастливчиков». И среди них фамилия Кукушкина. Кстати, он вполне мог бы отказаться от «почётной» миротворческой миссии, ведь в свои восемнадцать уже успел обзавестись собственной семьёй, и в Гаврилов-Яме ждала его любимая жена Валечка. Но он не отказался.
– Сначала мы прилетели в Кабул, потом в Баграм, и сразу же попали в бой, – вспоминает Сергей Романович. – Кругом стреляют, матерятся, гремят взрывы – в общем, ад. А мы, мальчишки, только пригибаемся ниже да дрожим от страха. До сих пор не могу простить «отцов-командиров», которые в учебке занимались с нами написанием конспектов, а не военной подготовкой.
Тот первый бой навсегда запомнился и жутким зрелищем: распростёртые на горной террасе сорок тел убитых десантников. Душманы заманили их в ловушку и хладнокровно расстреляли. Тех же, кто оказался ранен, добивали, просто перерезая горло. И посреди этого ужаса, схватившись за голову, сидел совершенно седой человек, которому всё же довелось выжить. Спасло солдатика лишь то, что товарищи отправили его за водой, а пока он добирался до горной речки и возвращался назад, вода уже стала не нужна. Она, чистая и прозрачная, переливалась в жестяном котелке на солнце всеми цветами радуги и манила утолить жажду. Вот только сделать это было некому…
Так для гаврилов-ямского призывника началась война. Учиться приходилось уже на месте, и педагогами для новичков стали местные «деды». Кстати, там, в Афгане, у них тоже было много «привилегий», и одна из них – первыми идти в бой, пряча за собственную спину ещё необстрелянных «салаг». Такой вот «дед», замкомвзвода роты сапёров Владимир Завадский, и стал для Сергея наставником в военной профессии. Он был настоящим асом, и не только безошибочно находил мины щупом, но даже мог определять их расположение на глаз, метров за пятьдесят.
– Горная дорога, как правило, бывает плоская и гладкая, – раскрывал секреты командир, – но если вдруг видишь на ней небольшую грудку из мелких камешков или один камень побольше, знай: под ними обязательно находится мина. Это душманы так помечают свою «работу», ведь за каждый разорвавшийся снаряд они получают деньги.
А ещё Завадский не раз умудрялся оставаться в живых, даже нарвавшись на мину. Потому как за те доли секунды до взрыва успевал броситься на землю и замереть. Сергей Кукушкин оказался достоин своего учителя и сам вскоре стал таким же асом. Он в совершенстве познал сапёрное дело и практически с закрытыми глазами мог собрать и разобрать любой снаряд. За два года он дослужился до командира отделения и обезвредил рекордное количество мин – триста!
Но за каждой из них стояло нечеловеческое напряжение: вдруг рванёт! И холодный пот стекал струями по спине. А в эту самую спину сапёрам часто неслось: вон «смертники» пошли! Было это вовсе не от злости, просто именно они, сапёры, шли впереди всех караванов с военной техникой. Шли друг за другом, след в след, со щупами в руках, рискуя собственной жизнью. А ещё тащили на себе почти по пятьдесят кило боеприпасов, как говорится, на всякий пожарный. Кстати, именно на всякий пожарный, в нагрудном кармане каждого из этих парней лежало по одной пуле…
– Мы почти не носили бронежилетов, – вспоминает Кукушкин, – ведь если действительно рванёт, то тело такая штука всё равно полностью не защитит, а инвалидом в двадцать лет оставаться, сами понимаете, не хочется. Уж лучше сразу умереть, чем потом всю жизнь мучиться.
Но всё же именно бронежилет спас лучшего друга Вовку Соколовского, на которого Сергей чуть ли не силком надел «железяку» перед очередным рейдом. Соколовский, хотя и сильно израненный, остался жив и тут же был отправлен спецрейсом в Ашхабад, в госпиталь. Зато другого товарища, пренебрёгшего мерами безопасности, буквально разметало в разные стороны, и «грузом 200» к нему домой в цинковом гробу отправили лишь сапог – всё, что осталось от солдата.
Но на войне, как на войне. И вчерашние мальчишки, многие из которых были на гражданке романтиками и ещё даже не целовались с девчонками, вмиг становились мужчинами, черствели душой и учились убивать, защищая друзей и собственную жизнь. Да по-другому там и быть не могло. Ведь даже тишина в горах была обманчива и недолговечна, и мирно ковырявшийся на своём клочке земли крестьянин вдруг выхватывал из складок халата автомат и начинал стрелять. А что было, когда ворвавшихся в покинутый душманами кишлак «воинов-интернационалистов» встречали лишь двое истекавших кровью солдатиков, привязанных посреди площади у «столба пыток»? И тогда палец сам собой нажимал на спусковой крючок.
– Мы за два года превратились в настоящих зверей, – говорит Сергей, и его голос предательски дрожит, – и даже разучились нормально разговаривать. Главной же в лексиконе стала ненормативная лексика, а проще говоря – мат. Нервы тоже у всех были на пределе, ведь постоянное ожидание опасности кого хочешь доведёт до ручки. И вот в таком «раздрае» нам предстояло вернуться домой и вновь начать жить без войны.
Но родное государство, зачем-то пославшее обычных мальчишек в пекло Афгана, и в мирной жизни преспокойно «кинуло» их. Правда, опомнившись, всё же предоставило воинам-интернационалистам целый пакет социальных льгот, но вот обещания психологической реабилитации так и остались обещаниями. И вчерашние солдаты, привыкшие делить весь мир лишь на две категории – друзей и врагов, уже не могли разобраться в полутонах человеческих взаимоотношений. Уже не умели идти на компромиссы и при малейшем поводе по-прежнему сжимали кулаки и бросались «грудью на амбразуру». Зная эти качества бывших афганцев, их очень неохотно брали на работу, да к тому же и кое-какие льготы умудрялись утаить.
– Приходилось буквально зубами выгрызать положенное по закону, – мрачнеет, вспоминая, Сергей Кукушкин, – хорошо, дед у меня в Москве не последним человеком в военных кругах был, он-то и подсказывал, где и что в разных постановлениях прописано.
И даже положенная квартира досталась Кукушкиным «с кровью». Для того, чтобы её получить, Сергей устроился на работу в строительную организацию, но руководство делало всё возможное, чтобы обойти с ордером вспыльчивого «афганца». Тогда он отправился в районную администрацию вместе с матерью, а та вошла в высокие кабинеты и заявила: «Мой сын очень нервный и нормально разговаривать не может, так что вести переговоры буду я. По закону ему положена отдельная квартира, которую ему не дают несколько лет».
Через пару месяцев Кукушкины въехали в «двушку», где и увидел свет их долгожданный первенец. Кстати, работать на производстве кавалер медали «За отвагу» так и не смог – не терпел несправедливости, которой всегда и везде хватало с избытком, и тут же резал правду-матку в глаза любому начальству. Сейчас бывший воин-интернационалист занимается частными заказами – профессия жестянщика и золотые руки пропасть не дают. А ещё благодарит Бога за то, что послал ему такую жену, которая всё понимает и терпит «испорченный» характер мужа, его частые «возвращения» во сне туда, на горные тропы, где навеки остались товарищи.
Татьяна КИСЕЛЁВА