За летом в Пятигорск

В ПятигорСке разысканиями о местной и вообще кавказской старине занимается главный хранитель музея Николай Маркелов. Он издал несколько интересных книжечек. Пятигорье издавна притягивало к себе сердца и взоры. Народы приходили и уходили, на севере и юге писали о здешних чудесах в научных трудах и популярных очерках. Город возник на берегу невзрачного Подкумка. Сначала, в 1780 году, появилась военная крепость Константиногорская. Потом казачья станица и курорт, благоустроенный генералом Ермоловым и ставший в 1830 году уездным городом. Потом, по совместительству, столица то Северо-Кавказской республики, то Терско-Дагестанского края. Потом однажды в Пятигорск приехали Остап Бендер с Кисой Воробьяниновым. И вместе с ними городской миф легонько соскользнул в фельетонную фазу. Вот так всегда: поэзия сменяется прозой не самого высокого полета. Но кто ж виноват, что в советскую эпоху город был воспет не Томасом Манном, например (вспомним его "Волшебную гору" - роман о похожем горном курорте), а Ильей Ильфом и Евгением Петровым? Никто. Но и сегодня город знаменит своими целительными водами. А в последнее время - самым большим на Северном Кавказе вещевым рынком "Людмила", на краю Пятигорска. Это катакомбы, заполненные неизысканным турецким товаром. Там можно заблудиться, увязнуть, например, в горах женского белья. Музей, воды, базар - три пятигорских кита. Отдыхающих-"дикарей" в городе мало или вовсе нет. Удалось увидеть лишь одно объявление о сдаче комнаты. Курортники приезжают в санатории - и старательно пьют местные воды. Питьевые галереи почти на каждом шагу, и вода там не стоит ни копейки. Приходите со своим стаканом и пейте на здоровье! Одни воды приятно орошают небо. Другие не столь приятны, сколь полезны. Отдают вареным яйцом. Теплыми ваннами и грязями здесь лечат и нервы, и суставы, и еще много всякого. Пушкин и Лермонтов тоже купались тут, а Белинский просто-таки изнурял себя ваннами. Самые большие общедоступные ванны - Пушкинские - названы так из чрезмерного почтения к поэту, а раньше назывались Сабанеевскими. В их длинных коридорах не стихает жизнь. А однажды я поднялся к Пироговской лечебнице (в этом месте великий Пирогов впервые применил наркоз). Соблазненный майоликовыми панно с изображением купающихся античных римлян, я без всяких затруднений взял ванну за сто рублей. Лучащаяся доброжелательством дама в белом халате прочитала мне краткую лекцию о пользе такого времяпрепровождения. Сбросил одежду и погрузился на пятнадцать минут в горячий сероуглерод. Всплыл, растворился. По истечении срока вода слилась сама, автоматически, норовя утянуть меня за собой - почудилось, что обратно в недра горы. * * * От этих ванн остается два шага до знаменитого Провала. Мимо роскошных особняков начала минувшего века доберешься туда пешком, хотя можно и на автобусе. Воды, льющиеся из горы, подмыли горную толщу, свод пещеры обрушился, и открылась огромная страшная яма, дыра в горе, с озером на дне. Ночью отсюда вылетает змей и похищает людей. Так думали в древности. Раньше в Провал можно было заглянуть только сверху, рискуя сорваться и рухнуть вниз. Постепенно бояться змея перестали и даже отваживались спуститься в дыру в корзинах. Смельчаки танцевали на плотике над бездной. Поэзия и здесь сменялась прозой, лет сто пятьдесят назад к озеру сбоку прорыли туннель. Считалось, что озерная минеральная вода наделена особо целительными свойствами, эти воды когда-то освятил Кавказский владыка Игнатий Брянчанинов. Почин Остапа не прижился, сегодня денег за вход в Провал не берут. Идешь - как в преисподнюю. Моя спутница схватила меня за рукав. И вот открывается пещера. Голубое, не сильно глубокое озерцо. Сверху льется дневной свет. На стене - иконка Пантелеймона-целителя. Но окунуться в озеро теперь нельзя, оно отгорожено от посетителей железной решеткой. Как всегда, "соображения безопасности": сверху якобы может упасть камень. * * * Общественный разброд и кавказские неустройства отпугнули российского обывателя от Пятигорска. Сюда неохотно ездили лечиться в недавние годы. О том свидетельствует и громадный заброшенный остов недостроенной гостиницы в самом центре, рядом с административными офисами и Нижним рынком, который поражает не только чистотой, но и малолюдством. Впрочем, говорят, что строительство гостиницы остановили не потому, что не стало спроса на номера. Дело в другом: вдруг просел фундамент. (Что-то это мне напомнило из сугубо, казалось бы, ярославских реалий.) Нет в городе и иностранцев, исключая, наверное, гостей из Закавказья. Впрочем, кто хозяева, кто гости? В Пятигорске испокон веку живут, например, армяне. Теперь вроде б народ снова поехал сюда в санатории и пансионаты. Так сказал заместитель главы города Игорь Калинский. Для развлечения этих отдыхающих есть в городе оперетта. Театр располагается в Цветнике, в эффектном снаружи здании, выстроенном в начале минувшего века, перед самой российской смутой. На полу вестибюля выложено цветной плиткой: "1914". Это был Народный дом. Говорят, что с балкона дома Киров провозгласил советскую власть. Я заглянул и сюда. Давали творение современного белорусского композитора Левина "Красавец мужчина". Зал был полон. Вдохновенно правил оркестром импозантный дирижер. Артисты старательно пели и танцевали, хотя совсем не умеют играть. Либретто отдавало пошлинкой. Публика веселилась от души, а мне подумалось, что нужно набраться снисходительности, чтобы получать удовольствие от этого зрелища. В Цветнике есть еще причудливая Лермонтовская галерея, привезенная сто лет назад с Нижегородской ярмарки. Есть "Грот Дианы", хотя ее скульптуры в нем я что-то не заметил. У ажурной решетки Цветника Киса Воробьянинов, если помните, просил милостыню. Но сейчас "бывший депутат Государственной Думы" стоит поодаль, на бульваре, у одного из кофейных заведений, - фигура из картона. А рядом металлический миниатюрный Остап, почему-то помещенный в центр фонтанчика. * * * Прелесть Пятигорска еще и в том, что он живет своей жизнью и как бы не замечает иногда курортников. Город разросся. Новые районы, ипподром. Где-то в конце советских лет посреди города выстроили огромный и скучный парадный комплекс площади Ленина. Масштабный монолит городской администрации, белая ледяная глыба. Эффектная библиотека, нуждающаяся сегодня как минимум в косметическом ремонте. Столпообразная гостиница "Интурист". Аллея, засаженная хищными красными гладиолусами, ведет к широкой длинной лестнице. Сверху, почти с неба, на вас шагает каменный гигант - Ленин. На его высоте безлюдно. Но если обойти памятник Ленину, за ним, сбоку, откроется столбик огня вечной славы. Возле него на вахте стояли два мальчика и девочка в зеленых рубашках и голубых беретах. Ребята лениво переговаривались. Есть мнение, что именно в Пятигорске когда-то возник первый такой детский почетный караул, а недавно эти игры патриотов снова вошли на Ставрополье в моду. Самый трогательный пост-пикет подобного рода нам довелось увидеть даже не в городах, а в одном карачаевском селе, у памятника выходцу из села - герою второй мировой. Улочки и бульвары центра заполнены молодежью. Десятая часть населения города - студенты. Смуглая юность Кавказа приобретает здесь европейскую выучку в многочисленных филиалах столичных вузов. Заведений таких десятка два. Они расположились бок о бок, во многих больших домах старого центра. На переменах и после занятий студиозусы вываливают скопом на воздух. Разговоры типичные - об экзаменах и зачетах, сколько у кого пар. Спрос, как везде, в основном на экономическое и юридическое образование. Хотя аборигены уверены, что лучше всего в их городе учат в исконно пятигорских лингвистическом университете и фармацевтической академии. Главный студенческий город находится в новом микрорайоне Белая Ромашка. Это поэтичное название - не причуда властей. История его появления такая. В начале минувшего века энтузиасты занимались сбором пожертвований на туберкулезный санаторий. Жертвователям они прикалывали на грудь белый цветок из материи или бумаги. Санаторий был построен и дал начало этому микрорайону. * * * Все-таки лучше всех о Пятигорске написал Лермонтов. Это знаменитый пассаж из дневника Печорина. "Вид с трех сторон у меня чудесный. На запад пятиглавый Бешту синеет, как "последняя туча рассеянной бури"; на север подымается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эту часть небосклона; на восток смотреть веселее: внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок, шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, - а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы все синее и туманнее, а на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльборусом... Весело жить в такой земле! Какое-то отрадное чувство разлито во всех моих жилах. Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо сине - чего бы, кажется, больше?". За прошедшие века много горячей воды утекло со склонов Машука. Но воздух все тот же и горы все те же. Здесь особенно понятно, что без Кавказа русскому сердцу жить нельзя. Это "тоже русская земля" - не по праву силы, но по тому ее сокровенному зову, которому благодарно откликается северная душа... В "Герое нашего времени" упомянута каменная беседка "Эолова арфа" - на высоте, в емануелевском парке. Когда-то тут действительно была установлена арфа, певшая на ветру. Ее звуки слышал и Лермонтов. Но теперь это место молчит. Арфа утрачена. Недавние попытки заменить ее механическим инструментом оказались малоудачными... Отсюда, говорят, и можно было иногда увидеть далекие знаменитые вершины. Но мне, увы, так и не удалось рассмотреть шапку Эльбруса. Он спрятался в дымке. Евгений ЕРМОЛИН, профессор ЯГПУ.