и предельно просто. Точно так же, как много лет подряд окрестным жителям жизнь пионерлагеря «Солнечный» в Гаврилов-Ямском районе была понятна и казалась простой, как пресловутая огородная репа. С городскими детьми местные деревенские общались: играли в футбол, вместе купались в речке, а то и дрались всласть.
В начале 90-х «репа» превратилась в экзотическое «авокадо»... Ярославский завод «Полимермаш», которому принадлежал «Солнечный», и неизвестно откуда взявшаяся община курдов совершили коммерческую сделку, и «Солнечный»
стал «местом проживания» этих самых курдов.
Поначалу появление в двух-трех километрах от Великосельского совхоза-техникума представителей гордого народа особо никого не волновало. Зато сами новоселы вольно или невольно постарались обратить на себя внимание. В средствах массовой информации – и в местных, и в центральных – замелькали сообщения одно сенсационнее другого. То вдруг кто-то разглядел за забором бывшего мирного пионерлагеря вооруженных людей с автоматами на плечах, то распространились слухи о появлении захоронения на территории курдского лагеря человека, устроившего акт самосожжения на Красной площади в Москве. Да и местные жители, в частности из деревни Поляна – центральной усадьбы совхоза-техникума, начали ощущать присутствие «инородцев»: патриархальную тишину окрестных селений время от времени нарушали то густой звук сирены, то форсированный на подъеме рев мощных иномарочных двигателей. Освоившись в лесу, наладив быт, кое-кто из мужской части курдской общины начал «засылать сватов» в деревенские семьи, где имелись молодые девицы. Одна из попыток, между прочим, увенчалась успехом: выпускница местной Полянской школы–девятилетки Наташа Данилова вышла замуж за молодого курда. У Наташи и Тахира Вало родились и благополучно воспитываются в семье две девочки. Правда, папаша, по нашим сведениям, за нешуточные проделки сейчас «парится» в Лефортовской тюрьме. Есть дети и у нынешних «коренных» жителей бывшего пионерлагеря «Солнечный». И совсем маленькие, и школьного возраста.
Более двух лет назад автору этих строк уже довелось бывать в «Солнечном». Встретили нас с фотокорреспондентом тогда, мягко говоря, не с распростертыми объятиями. Автомобиль, на котором мы прибыли, дальше «кирпича» возле импровизированной проходной не пустили. Неожиданно выручил свежий журнал «Итоги», в котором была помещена статья с фотографиями о национальном герое курдского народа Оджалане. Благодаря той публикации мы удостоились внимания сначала заместителя председателя курдской культурной автономии Амеда Сепана, а затем и (вот повезло!) члена правления Международного союза курдских общественных организаций, члена исполкома Национального конгресса Курдистана Азиза Джавоевича Мамосяна.
Азиза очень беспокоило то, что люди в «Солнечном» (так до сих пор называют гавриловямцы лагерь) живут на птичьих правах. И в этом, дескать, виноваты чиновники самого разного уровня, продолжающие волокитить с юридическим оформлением поселка в целях придания ему официального статуса.
И вот на днях мы снова оказались в тех краях. Поводом для очередной поездки послужило принятие областным арбитражным судом решения о признании недействительной сделки между «Полимермашем» и общиной курдов и о выселении последних с территории лагеря. (Подробнее об этом читайте в интервью главного судебного пристава по Ярославской области Игоря Менько «Северному краю» – № 61 за 5.04.02).
По дороге в «Солнечный» завернули в контору совхоза-техникума «Великосельский». Директор Александр Кроваткин рассказал:
– Порой они просят у нас технику для разных нужд, в том числе и для заготовки сена. Не отказываем. У курдов каких-либо трений с местным населением нет, их дети ходят в русскую школу.
В Полянской школе были в это время каникулы, но кое-кто из учителей и директор С. А. Базунова оказались на месте.
– В нашу школу ходят 19 курдских детей, русский язык знают довольно сносно, – говорит Софья Алексеевна. – Их привозят и увозят на «Газели». Дети самого разного возраста. Например, в начале нынешнего года в школе появился первоклассник. Кроме того, и в великосельском детсаде есть маленькие курды.
– Как в школе воспринимают юных поселенцев из «Солнечного»?
– Как со стороны учителей, так и у деревенских школьников к «солн-цевским» детям отношение нормальное, ровное. То есть у них нет никаких привилегий, но и никакой дискриминации.
– А если кто-то из них провинится? Вызываете родителей?
– Во-первых, такое редко бывает. Во-вторых, у них несколько другая система воспитания. Родители, как правило, не приходят, но по первому же нашему звонку в школу приезжает их воспитатель.
От центральной усадьбы сов-
хоза до «Солнечного» всего несколько минут езды на редакционной машине. А вот и знакомый «кирпич» перед въездом в лагерь. Каникулы, полдень, но на улице детей нет. Начальства в лагере не оказалось, встретившая нас возле подъезда девушка ни на одном из предложенных ей европейских языков говорить не пожелала. Сфотографироваться отказалась. На вопрос, заданный «на пальцах»: «Есть ли еще кто в лагере?», был получен сконструированный с помощью же пальцев ответ: «Никого нет». Но тут со стороны водонапорной башни к нам неспешно двинулся чернявый молодой человек в сопровождении собаки. Без шапки. Лысый. Русский немного знает, но с извинительной улыбкой дает понять, что какую бы то ни было информацию, связанную с жилым поселком, давать не уполномочен. Пока дворняжка дружелюбно трепала длинные полы корреспондентского «прикида», со стороны ворот медленно приближались темно-синие «Жигули». Из салона вышли плотный мужчина и черноволосая, средних лет женщина. Редакционное удостоверение принято и внимательно, с уважением рассмотрено. Реакция – нулевая. Говорят между собой, кажется, на узбекском.
На вопрос, есть ли в «Солнечном» кто-либо из руководства, женщина на чистом, можно сказать, русском языке ответила: «Нет».
Узнав, что мы только что побывали в Полянской школе, что много хорошего узнали от директора об учениках-курдах, собеседница смягчилась:
– Меня зовут Зозан. Я воспитатель, часто бываю в школе, у нас тесные контакты с учителями, директором.
– Вы отлично говорите по-русски, Зозан.
– Немудрено, ведь я закончила одиннадцатилетку в Ташкенте.
– Кто здесь старший?
– Старше меня – директор лагеря Башур, – Зозан кивнула, как нам показалось, на стоявшего рядом мужчину. Тот и глазом не моргнул.
Еще немного поболтав с выпуск-ницей ташкентской школы, из разговора вынесли довольно скудную информацию. Собственно, она мало чем отличалась от той, что у нас уже имелась. В поселке создан своего рода культурный центр: нельзя забывать свои обычаи, язык, культуру. В «Солнечном» есть сироты из стран СНГ. Впрочем, есть и такие, кого родители, проживающие в глухих аулах, добровольно отдали в руки надежных людей, чтобы под их руководством чада стали культурными, образованными людьми, «осознающими свою честь и достоинство гражданами», как нам пояснили.
За дополнительной информацией решили заехать в Гаврилов-Ям. На перекрестке, от которого примерно 8 километров до райцентра, нас притормозил властный жезл местного инспектора ГИБДД. Поводом для «торможения» послужил внезапно отказавший левый сигнал поворота.
– Не болит голова у власти от курдов? – воспользовались мы ситуацией.
– Они тут прочно окопались. Скупают квартиры, производственные помещения... Хозяевами становятся, – ответил милиционер.
И в самом деле, курды в деревне Плещеево организовали подсобное хозяйство, выкупили комбинат бытового обслуживания «Диалог», строят цех по пошиву одежды. И все вроде бы законно: сейчас любой – будь ты житель хоть Австралии, хоть Пакистана – может приобрести собственность в том же Гаврилов-Яме.
Уплатив штраф за предательски потухшую лампочку в поворотнике, прощаемся с дорожной властью. Взяли выше – напросились на прием к главе Гаврилов-Ямской администрации Николаю Бируку. Принял. Тему беседы поддержал, хотя сразу предупредил, что это «вопрос большой государственной» политики.
– Когда в начале 90-х состоялась эта сделка между курдами и ярославским заводом, местную власть даже не поставили в извест-ность, – сказал с обидой за тогдашнего главу Николай Иванович. – Уже когда акт купли-продажи был составлен и курды обосновались вроде бы законно на нашей территории, только тогда мы узнали: у нас в соседях эмигранты. Как-то странно...
– Это, Николай Иванович, все равно, как если бы мы с вами вдруг поселились в Булонском лесу, прикупив земельку полузаброшенного приюта?
– Да, именно так примерно, – закивал глава. – Наши местные власти кинулись в бывший пионерлагерь выяснять у новых хозяев: как, что, на каком основании? Новоселы отвечают: у нас все законно, деньги заплатил Международный союз Курдистана.
– И впрямь сделка была законной?
– Если бы так, то ею бы не заинтересовались всерьез компетентные органы, вплоть до ФСБ. Все эти разборки в конце концов привели к тому, что дело было передано в арбитражный суд.
– А вы сами-то были в этом лагере после того, как стали главой?
– Неоднократно посещал его вместе с руководителями губернии.
– Например...
– Например, с бывшим прокурором области Георгием Колобовым. Помню, целью поездки было обнаружить незаконные захоронения на территории поселения.
– Обнаружили?
– Облазили все закоулки, заросли кустов, но ничего не нашли. Но это не значит, что могил там нет. Когда женщину-самоубийцу привезли из Москвы в наш район и предавали земле на территории лагеря, власти в тот момент, учитывая неподдельную скорбь и сильное возбуждение соплеменников, просто не решились вмешиваться – не избежать бы тогда серьезного конфликта.
– Так есть на самом деле могила?
– Конечно, куда она делась! И не одна. У меня есть сведения, что могилы перенесены. Но не за пределы лагеря. Хотя они нам обещали,
что перезахоронят в другое
место...
Шум вокруг захоронений, их законности оправдан: ведь когда понятие «могилы предков» прочно внедрится в сознание потомков, пусть даже не совсем законно обосновавшихся на чужой земле, изжить его потом из памяти и сложно, и опасно. Да и человечно ли...
Ну, а пока областные власти и власти Гаврилов-Ямского района ломают головы, куда выселить триста курдов. Не было такого прецедента, значит, нет и ответов на вопросы, которые наверняка возникнут.
Фото Вячеслава ЮРАСОВА.
Валерий ПРОХОРОВ.