Xорошо летают только красиbые самолеты

Мальчишка-блокадник, эвакуированный из Ленинграда в Ярославль, он остался верен «синей птице» своего детства. Летал на самолетах и планерах восемнадцати типов; на его счету 257 прыжков с парашютом (в начале 60-х в Карачихе прыгал вместе с будущей первой космонавткой). Разработал программу школы юных авиаторов и космонавтов, известную в США и Японии. Сейчас Шашков – независимый исследователь истории воздухоплавания и освоения космоса. – Так как вам, Константин Иванович, идея «мини-Звездного городка» в селе Никульском? – Светлая идея. Но мою душу больше греет замысел музейного центра, о котором, правда, не вдаваясь в подробности, говорил в юбилейные дни губернатор Анатолий Лисицын. Если о таком центре думать всерьез, то расчет должен быть не только на обслуживание туристских теплоходов и автобусов, но и на открытие школы будущих летчиков и стратонавтов, испытателей и конструкторов самолетов и ракет. – Так вот, ни много ни мало?.. – А что вас, собственно, смущает? Существуют же в спорте школы Родниной или Бубки. Почему бы не быть школам Терешковой или нашего земляка, летчика-космонавта, Героя России Валерия Токарева? Он около полусотни типов самолетов испытал. – Обучение на перспективу – это как в фирме «Сони», где своих сотрудников готовят на опережение конкурентов? – В этой методике, позволяющей видеть чуть дальше собственного носа, нового ничего нет. Так наставлял своих питомцев еще Пифагор. – А примеров поближе под рукой нет ли? – Если совсем близко, и вы за мной не заподозрите манию величия, то сошлюсь на программу нашей разновозрастной школы. Предысторию и день сегодняшний космонавтики изучали мы отнюдь не по брошюрам общества «Знание», а по серьезным журналам и сборникам статей, в основном переводным, по экспонатам музеев – знаменитого Политехнического, музея авиатехники в подмосковном Монино. «Небесная педагогика» должна все знать по первоисточникам. Вот почему в цивилизованном мире музеи техники становятся базами учебных кафедр колледжей и университетов. – С музеями техники Ярославлю фатально не везет. На днях видели мы здесь неплохую коллекцию старых автобусов и грузовиков. Собирают ее молодые ребята, технари-умельцы на чистом энтузиазме. Все их попытки обращаться за помощью к властям пока что терпят полное фиаско. – Вот и я о том же. Помните прискорбную перестроечную историю с Ту-104? Этот красавец-первенец реактивной пассажирской авиации стоял на Стрелке и вдруг куда-то исчез. В нем же рыбинские двигатели, ярославские радиоаппаратура, топливо, резина, покраска. Это же готовый музей техники с элементами краеведения. Помните, чем все кончилось? Машину варварски порезали на куски, разбросали по городским свалкам. И мои юные космонавты ходили туда изучать историю отечественной авиации. – На всю область у нас один музей техники – в Мышкине, да кое-где на заводах также сохранились, но заводских не видят горожане. Не мало ли для нашего индустриального края, к тому же с огромным вкладом в освоение космоса? – Вы же сами ответили на свой вопрос. В обновленном музее в Никульском появилось современное питание космонавтов угличского производства – уже хорошо. Но ведь тема «Ярославль космический» начинается с работы наших земляков в ракетных мастерских заядлого любителя фейерверков государя Петра I, и этот вопрос серьезно недоизучен. Пора собирать материал об участии специалистов объединения «Недра» в разработке бурильной установки для лунохода. Вошли в историю и первые школьные уроки Александра Сереброва с орбиты – по сценарным разработкам преподавателей педуниверситета имени Ушинского. – Космос, не правда ли, будто специально создан для педагогики. Один встречный пример. В свое имение Новинское, теперешнее Новое Некоузского района, наезжал за тишиной и свободой один из первых русских философов-космистов, он же классик русской драматургии Сухово-Кобылин. Его биографы уверяют, что именно в наших краях сделал он начальные наброски рукописи «Учение Всемир», недавно частично изданное. – В этот узел многих знаний вписывается даже тема терроризма. Не забудем, что разработчик первого в мире ракетного аппарата Кибальчич свои взрывоопасные идеи вынашивал в подпольной мастерской, где его наставником был знаменитый революционер-народоволец, уроженец Мологского края Морозов. – Николай Александрович, видите ли, стихи писал. Понять, как в одном человеке уживаются такие, казалось бы, взаимоисключающие начала, тоже ведь интересно? – Можно одну поправку к вашему вопросу? Я так понимаю, что эти начала не исключают друг друга, а противоборствуют – кто кого, об этом «Моцарт и Сальери» Пушкина. Хорошие машины и приборы – не бездушные железяки, их без фантазии, чувства гармонии не сделаешь. Когда я летал, то, садясь в новую, незнакомую машину, думал: ее же не автоматы – живые люди делали, вкладывали в нее душу, потому-то с ней всегда и можно поладить. Недаром летчики любят говорить: «Хорошо летают только красивые самолеты». – Заниматься такой программой, я смотрю, даже интересней, чем без конца бегать за «Клинским»? – Давайте все же не будем старыми брюзгами. Одно другому, наверное, не мешает. Меня больше всего тревожит вот что. Когда одного любителя пива спросили, кто такой Гагарин, он отвечал что-то в этом роде: «А я знаю?» Вроде бы это крутой, у него два ларька на рынке. А еще один сверстник этого «интеллектуала» путает Валерия Токарева со знаменитым шансоном Токаревым Вилли, для него это одно и то же лицо. – Наш гипотетический музейный центр нужной литературой обеспечен будет? – Недавно полистал я несколько хорошо изданных технических справочников для детей. Да, думаю, нам такие и не снились. Вспоминаю три потрепанных книжки на нашей этажерке в Ленинграде: о Чкаловских перелетах, Брэма – о птицах, Перельмана – о планетах. Их на какие-то ценные вещи выменяла для меня мама на блокадном толчке. В нынешних изданиях много полезного, там понятные тексты, красивые картинки. Но из пяти книг, о каких я говорю, – четыре переводных. Можно прочесть в них о Леонарде и Ньютоне, Маркони и братьях Райт. Но нет в них ни слова о Ломоносове или Зворыкине с Цандером. Я с недоумением вычитал там такую, простите за грубость, туфту, что, оказывается, Гагарин полетел в космос исключительно благодаря американцам. Посмотрел одну нашу книженцию с бледными серыми картинками и текстами, вроде такого: «Возможно, именно огромные крылья летающих ящеров натолкнули древних китайцев на мысль о воздушных змеях». Китайцы, они, конечно, древние, но не до такой же степени. – Их соседи японцы когда-то говорили о программе вашей школы: мы, дескать, отстали от русских лет на десять. Это так? – Не считал, не знаю. Я, помнится, выступал с тезисами программы на малых циолковских чтениях в Калуге. А потом Федерация космонавтики отметила сей факт Гагаринской медалью. Не сочтите за хвастовство. Дела-то давно прошедших дней. – Где сейчас ваша программа? – Лежит в моем домашнем архиве, ибо оказалась никому не нужной. Как и сама школа. Ее с разрезанием алой ленты и напутственной телеграммой Валентины Владимировны открывали в Брагине тому как двадцать лет, кстати, официальным решением городских и областных властей. Занятия у нас проходили: сегодня – в компьютерном классе и в плавательном бассейне, завтра – в тире или на аэродроме, а послезавтра – возле экспонатов музеев «Космос» в Никульском и в Звездном городке. Там нас считали своими людьми. Школу вскоре тихо прикрыли. До такого надведомственного подхода, требующего сложения многих сил, местное общество, предполагаю, не созрело ни в перестройку, ни тем более в годы «шоковых» реформ. Мы неизбежно должны были стать скитальцами и угловыми жильцами в собственном городе. Если всерьез браться за музейный образовательный центр, о каком говорил губернатор, то неплохо извлечь из нашей грустной истории хотя бы полезный урок на будущее. Беседовал Юлиан НАДЕЖДИН. Константин Шашков (на верхнем снимке) надеется, что памятный знак, открытый в честь 40-летия полета Валентины Терешковой (нижний снимок), станет отправной точкой для возрождения школы юных космонавтов.