в "Северном крае" 21 февраля. Иван Семенович на ту статью откликнулся не сразу. Как пишет он в редакцию, "настолько разволновался,
что не мог уснуть всю ночь. Вспомнился схожий случай из моей фронтовой жизни. Все стоял перед глазами паренек, который был расстрелян на моих глазах уже после того,
как кончилась война..."
С Иваном Семеновичем
мы встретились у него дома на улице Гоголя. Старому солдату нынче исполняется 76 лет. После войны волею судеб попал в Ярославль, устроился на работу да так и задержался коренной смолянин в волжском городе. Здесь и женился, и на пенсию вышел.
- Детство мое под немцами прошло, - вспоминает Таратонькин. - Война застала нашу семью на смоленщине в деревне Палом. Насмотрелся всякого.
Война помешала Ивану получить образование, закончил всего 4 класса. С таким "ликбезом" непросто, признается сам Таратонькин, разобраться, что к чему, верно оценить те или иные события, в том числе связанные и с военным временем.
- Рассуждать я не мастак. Поэтому, когда речь заходит о сороковых, рассказываю только то, что видел своими глазами и что на меня произвело неизгладимое впечатление, навсегда запало в душу, как говорится.
Отца Ивана Таратонькина на фронт, как белобилетника, не призвали. Он помогал партизанам, подключал к заданиям и сына, которого устроил работать на железную дорогу к немцам. В 1942 году фашисты схватили его отца и мать, а также тетку и вскоре казнили.
На фронт Иван ушел в 1945 году. Попал поначалу на пересыльный пункт в Молотовской области.
- Лежим на кроватях день, другой, десятый... Один за другим приезжали к нам "покупатели" из разных родов войск. Видно, мать за меня перед смертью хорошо молилась, потому что я приглянулся "чернопогонникам" - попал в артиллерий-скую часть, в 201-й гаубичный артиллерийский Кировоград-ский Краснознаменный полк. Стал заряжающим, моей обязанностью было подносить снаряды.
Но уже на фронте ему довелось поменять воинскую специальность.
- Как-то командир батареи старший лейтенант Шевченко навестил наш орудийный расчет. В тот момент наводчиком у нас был Бабушкин - невеликого росточка солдатик. Высокий, статный Шевченко его недолюбливал. "Что это за наводчик, - ворчал, - который даже на цыпочках до панорамы не достает". Так вот пришел командир к нам аккурат после обеда. Котелки пустые в сторонке стоят, мы блаженно развалились на траве. "Видишь вон тот дуб? - обратился ко мне Шевченко. - Так вот, если попадешь с первого выстрела, станешь наводчиком". Я зарядил пушку, посмотрел на дерево прямо через ствол, выстрелил. Дуб как ветром сдуло. С той минуты я стал наводчиком.
- А это что за документ? - спросил я у Ивана Семеновича. Он держал в руках пожелтевшую от времени книжечку с портретом Сталина и надписью наверху: "Смерть фашистским оккупантам".
Ее, оказывается, давали каждому участнику боев за освобождение столицы Австрии.
- Лично каждому солдату такую книжечку вручили в
45-м, - вспоминает Иван Таратонькин. - Стояли мы с американцами в Австрии по разные стороны от горы. Помню, высотой она была 2 километра и 9 метров.
- С помощью орудийной панорамы вычислили?
- Да нет, из австрийских открыток для туристов узнал. Так вот, война уже фактически завершилась. Тишина несусветная, запахи весенние прут из земли, с гор ручейки текут. По склонам овечки, козы гуляют. Мы их тоже через панораму, как в бинокль, наблюдали. Помню, авторучка у меня была трофейная - не как сейчас со стержнем, а с пипеткой для закачки чернил. Подошел к горному ручейку, чтобы перо промыть, а ручка-то у меня и нырнула в воду. Чуть не заплакал от обиды.
- Трофеев-то много насобирали перед дембелем?
- Трофеи всегда достаются пехоте - они первыми в окопы и населенные пункты врываются. А нам, артиллеристам, мало чего перепадало. Впрочем...
И он рассказал в
деталях историю, ради которой письмо написал в редакцию.
- Был у нас в батарее парнишка. Не очень приметный, на люди особо не лез. Не балагур, не баянист - иначе хоть имя бы запомнил. Так вот. Как-то под вечер пришли мы из бани распаренные, благостные. Потом на ужин позвали. Из столовой вернулись, через некоторое время старшина, как водится, перекличку стал делать. Одного нет. Туда-сюда посыльные сбегали - нет! Уже к ночи дело, но все равно подняли всех по тревоге и приказали прочесывать окрестности. Все кусты облазали - без толку. Наутро распорядок своим чередом пошел, однако поиски отдельными группами не прекращались. Кто-то вспомнил, что видел этого солдата в гражданской одежде: дескать, примерял штатские брюки, рубашку, семейные фотки в дермантиновый планшет укладывал.
- Где одежду-то взял?
- Так австрияки, едва мы в селение какое входили, тут же деру задавали. Барахла всякого навалом было.
- И артиллеристам, выходит, перепадало после пехотинцев?
- А много ли солдат унесет, ведь нам контейнеров или вагонов багажных не полагалось. Да немного и брали, а так... чтобы потом дома пофорсить... Но это так, к слову. В общем, две недели мы его искали, все горы прочесали с нашей стороны. На третью неделю в расположение нашей части прибыл американский армейский автомобиль. Вышли из машины ихние солдатики, щеголеватые такие, в брючках, в галстуках, в желтых ботиночках. А мы в обмотках, в кирзовых башмаках. Вывели из машины того самого, пропавшего. Стоит он жалкий такой, в гражданской одежке-обувке. Голову потупил. Американцы так примерно пояснили нашему командованию: возьмите, мол, своего солдата-перебежчика, раз он свою родину предал, то он и нам не нужен. С тем и укатили восвояси. Если честно, то мы все здорово были обижены на беглеца, потому что после этого случая у всех солдат в нашем полку отобрали граждан-ские брюки, пиджаки и рубашки. Ведь он-то в костюмчике умотал из части.
- А с парнем тем что?
- Тогда ведь много не рассуждали. Парня под конвоем увели. А вскоре дивизию построили на большой поляне. Там уже посередине яма была свежая выкопана. Его привезли на машине, поставили возле ямы, зачитали приказ, потом кто-то из штаба дивизии скомандовал: "По изменнику Родины огонь!" Два автоматчика разрядили в паренька магазины, и он упал в могилу.
- Вы действительно считаете его изменником?
- Если честно, то по-человечески нам жаль его было. Но ведь это в душе... А так ведь мы все либо коммунистами, либо комсомольцами были. Меня мой командир попросил, кстати, выступить от имени комсомольцев нашей батареи перед казнью.
- Выступили?
- Не пришлось. Что-то там переиграли, поэтому только приказ зачитали.
- И что бы вы сказали?
- Уж во всяком случае совсем не то, что сейчас... Много воды утекло. Многое переосмыслено, иной стороной повернулось...
После войны Иван Таратонькин вернулся в свою деревеньку, что в Смоленской области. А жить-то и негде: родительскую хату немцы сожгли. Оказался Иван Семенович в Ярославле. Плотничал: строил дома в поселке Сокол, в Туношне, работал столяром на "железке", завхозом в железнодорожной больнице, опять столяром (и уж теперь до самой пенсии) на ЯЭРЗ. 55 лет прожил с женой, которая два года назад умерла. Умер и сын Володя, водивший поезда. Дочка работает в Красноперекопском военкомате. В Ярославле живут две внучки Ивана Семеновича. Они обязательно поздравят своего деда-артиллериста с Днем Победы.
И мы вас поздравляем, Иван Семенович.
Валерий ПРОХОРОВ.