Не считая себя специалистом в аграрной проблематике, решусь все же утверждать, что страна доныне не имеет никакого даже приблизительного плана переустройства сельского хозяйства.
Отрадно, конечно, что принят закон об обороте сельхозземель и постепенном формировании земельного рынка. Кажется, понемногу стихает привычная демагогия, что всю землю в России по дешевке скупят иностранцы, что плодородные поля и луга скоро превратятся в охотничьи угодья, помещичьи усадьбы, гольф-клубы, ипподромы и пр.: дальше пригородной зоны что-то не видно пока никаких – ни наших, ни иностранных – охотников покупать землю, причем ни за наличные, ни в кредит. Все это так. Но одновременно верховная власть придерживается линии, которую иначе как антиаграрной не назовешь: резко ограничивает трудовую миграцию в Россию, в том числе и тех, кто согласен заселять опустевшие аграрные районы; не только сохраняет, но и усиливает разрушительный ценовой диспаритет между продукцией села и тем необходимым, что нужно селу для нормальной работы, не предпринимает никаких серьезных усилий для кредитной поддержки сельских производителей, не поощряет развитие сельской кооперации (не на советских, а на «чаяновских» принципах).
Разумеется, особо крепкие, особо удачливые крупные хозяйства, находящиеся в благоприятных природно-климатических условиях, выживут при любых обстоятельствах независимо от того, какой будет их нынешняя или будущая внутренняя организация – агрохолдинги, агрокомбинаты или фирмы, коллективные хозяйства, ТОО и пр. Но, похоже, есть основания и у тех, кто утверждает, что магистральный путь дальнейшего развития российской деревни – это даже не фермерство в привычном понимании этого слова, а в основном то экономически уродливое, но оказавшееся невероятно живучим (и продуктивным) чисто российское аграрное образование, каким являются мелкие приусадебные хозяйства, садово-огородные участки, дачные наделы и пр. Так или иначе, но именно этот сектор дает сегодня 40 – 50 процентов сельхозпродукции страны. Можно согласиться: это невеселая перспектива. Но с ней приходится считаться, когда мы пытаемся заглянуть на поколение-два вперед.
Малый бизнес на поводке
Разлад между словом и делом продолжает сохраняться и еще в одной важнейшей сфере экономической политики – отношении государства к малому и среднему предпринимательству. Налоговый пресс на малый и средний сектор пока лишь усиливается и не дает возможности выйти ему «из тени». Административные сложности при регистрации и лицензировании нового дела становятся все более труднопреодолимыми: еще десять лет назад средний срок для его открытия укладывался в три месяца, сейчас на это нужно истратить год. «Одно окно» для соответствующих документов как было, так и осталось недосягаемой целью. Произвол, многочисленные бюрократические и правоохранительные проверки и поборы возрастают.
Целенаправленной льготной кредитной поддержки малого и среднего бизнеса фактически нет, как и прежде. Государственный рэкет и коррупция если и потеснили несколько криминальный контроль, то для самих бизнесменов жизнь ни в какой мере от этого легче не стала. Государство на всех его уровнях продолжает активную войну с такими проявлениями предпринимательской активности населения, как мелкая торговля, ремесло, рынок, многомиллионная армия «челноков» и т. д. В этих условиях надо действительно быть семи пядей во лбу или обладать исключительной изворотливостью, чтобы открыть и сохранить свое даже небольшое дело. А таких людей у нас, естественно, немного. Предпринимательские способности вообще редкость, в мире их имеют 5 – 6 процентов населения, а у нас к тому же, не надо забывать, этот слой всячески вытаптывали почти весь прошлый век.
Но еще большим препятствием для пробуждения творческой энергии российского общества остается, думаю, упорно сохраняемый с советских времен менталитет нашего политического класса с его преувеличенным вниманием ко всему гигантскому и пренебрежением к малому, тем более индивидуальному. Если в передовых странах мира малый и средний бизнес создает 60 – 80 процентов ВВП, то у нас на него приходится не более 10 процентов произведенных товаров и услуг, а число малых предприятий (в десять примерно раз относительно меньшее, чем, скажем, в США) продолжает лишь сокращаться.
Сколько стоит труд
В принципе, наверное, можно предположить, что со временем, с образованием единого европейского экономического пространства и дальнейшим открытием экономики страны структура внутренних цен в России будет во многом (а не только по ценам в московских бутиках и ресторанах) похожа на что-то усредненно общеевропейское, оно же мировое. Но при одном и непременнейшем условии: цена главного рыночного товара – труда, рабочей силы – должна быть тоже близка к уровню, характерному для ведущих промышленных стран. Сегодня именно это и есть главная ценовая диспропорция в экономике России: за аналогичный по интенсивности и уровню квалификации труд наемный работник в России вот уже четыре поколения подряд получает зарплату в десятки, а во многих сферах и в сотни раз меньшую, чем повсюду в индустриальном мире. И если в ВВП развитых стран доля заработной платы находится сейчас на уровне 70 – 75 процентов, то у нас она замерла где-то у отметки 30 процентов.
Мало того что подобное положение оказывает резко негативное влияние на перспективы экономического роста страны. Именно оно в первую очередь объясняет сложившийся в экономике порочный круг «низкий платежеспособный спрос – низкое предложение – низкий платежеспособный спрос». И именно оно парализует творческие, созидательные силы российского человека и, значит, его конкурентоспособность как работника. Это положение исключительно опасно еще и с точки зрения социально-политической стабильности общества, особенно если иметь в виду неуклонно углубляющийся в последние годы разрыв в доходах между преуспевающей и беднейшей его частями. Как известно, за критерий социальной безопасности (отсутствие революций, всеобщих забастовок, массовых протестных движений и пр.) в индустриальном мире принято соотношение между низшими и высшими по доходам десятью процентами населения на уровне 1:5 – 6. У нас же оно, по ряду официальных оценок, достигает 1:14, а неофициальных – 1:60. Порог социальной безопасности в стране, таким образом, пройден, и никто, думаю, не возьмется сегодня предсказать, что может прийти в недалеком будущем на смену нынешней всеобщей социальной апатии ее населения.
Дело отнюдь не в низкой производительности труда российского работника, как утверждают некоторые: напротив, на 1 доллар своей зарплаты он производит в 3 раза больше вновь созданной стоимости, чем, например, работник в США. Дело прежде всего в вопиющей несправедливости и, как следствие, неэффективности производственных отношений, сложившихся в России в XX веке. Уже сейчас российская экономика, несомненно, выдержала бы, если в законодательном порядке в стране был бы установлен обязательный, законом гарантированный минимум зарплаты на уровне, скажем, 1,5 – 2 доллара в час. Конечно, подобный минимум в какой-то мере отразился бы и на инфляции. Но емкость внутреннего рынка он увеличил бы в 3 – 4 раза. И это был бы не экзогенный (внешний), а внутренний, органически встроенный в российский экономический механизм источник роста, то есть то, чего Россия пока так и не сумела обеспечить за весь период реформ.
Двойной сxет ЖКХ
Думаю, не менее опасна для стабильности российского общества и поспешность в проведении так называемых социальных реформ. Перевод на чисто коммерческую основу жилищно-коммунального хозяйства (ЖКХ), образования, здравоохранения, пенсионного обеспечения вообще сомнителен как принцип. Недаром в большинстве развитых стран все более утверждается идеология «рыночной экономике – да, рыночному обществу – нет». По крайней мере строительство основной части инфраструктуры ЖКХ практически везде сегодня финансируется не из квартплаты, а из централизованных и местных налоговых поступлений, в расходах на образование доля государства и разного рода общественных фондов даже в США достигает 75 процентов, медицинское страхование для работающих, а также для отработавших свое пенсионеров гарантируется автоматически, стабильность основной части пенсий тоже гарантируется.
В наших же условиях переход социальной сферы на самоокупаемость и вовсе выглядит авантюрой. Коммерческая цена жилья и коммунальных услуг для подавляющего большинства российского населения просто неподъемна, а потому нереальна, если мы хотим избежать излишней социальной напряженности в обществе. Тем более что, по ряду оценок, граждане России уже сейчас оплачивают жилье на 100 процентов. Поскольку половину реальных расходов на ЖКХ составляют расходы на инфраструктуру, а их население уже сполна оплатило через налоговую систему. При нынешних доходах не более 13 – 15 процентов россиян могут позволить себе платное образование, а платную медицину – и вовсе только 5 процентов. Вполне понятное недоверие людей вызывают и планы перехода на накопительную пенсионную систему, поскольку пока никакой страховки от инфляции реально не предусматривается.
Во всяком случае ясно одно: торопиться с подобными социальными реформами в России не следует. Если же страна все-таки будет (вопреки общемировым тенденциям) переходить на преимущественно коммерческий принцип своей социальной организации, этот переход должен быть впрямую увязан с возможностями резкого повышения доходов всего населения. Иначе в недалеком будущем, судя даже по начальной реакции российского общества на подобные планы, нас ждут весьма крупные неприятности.
И немножко государства
Вряд ли сегодня кто-либо будет возражать, что процесс постепенного «открытия» российской экономики, выхода России из длительной изоляции и активного включения ее в мировую экономическую жизнь – благо для страны. Насыщение внутреннего рынка, импорт высокотехнологического оборудования, пусть скромный пока, но уже ощутимый приток иностранного капитала – все это положительные эффекты «открытости». Исторически оправданным в условиях нарастающей и неотвратимой глобализации станет, несомненно, и вхождение России во Всемирную торговую организацию (ВТО) в качестве полноправного ее члена со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями.
Но и здесь нужен дозированный подход. Готовы ли мы к такому присоединению, тем более в ускоренном темпе? И есть ли у нас сегодня достаточно ясное представление о «балансе прибылей и убытков» для страны от этого присоединения? Нелишним будет, наверное, сослаться на опыт того же Китая, который потратил почти двадцать лет на подготовку к присоединению к ВТО, добившись в ходе этой подготовки главного: массированного проникновения и закрепления на рынках США и других развитых стран продукции своей обрабатывающей (в том числе высокотехнологичной) промышленности. Обеспечив огромный и устойчивый актив торгового баланса и массовый приток иностранного капитала (за один только год превышающий все, что удалось России привлечь за последние 12 лет), Китай теперь вполне может позволить себе такую роскошь, как уступить иностранным конкурентам какую-то часть своего внутреннего рынка в качестве своеобразной платы за укрепление своих внешнеэкономических позиций во всем мире.
Сегодня все профессиональные оценки сходятся фактически на том, что ежегодная наша выгода от присоединения к ВТО сводится примерно к 3 млрд. долларов по экспорту. Что мы потеряем по импорту, если это присоединение задушит, к примеру, нашу авиационную и автомобильную промышленность, многие наши потребительские отрасли, банковскую и страховую сферу – этого еще никто не посчитал. Между тем в западной печати появляются оценки, что в случае присоединения к ВТО свыше 90 процентов нашей обрабатывающей промышленности просто испустит дух. А если к этой угрозе прибавить еще и такие разрушительные требования ВТО к России, продиктованные откровенной политикой «двойных стандартов», как, скажем, сведение к минимуму государственной поддержки сельского хозяйства или требование о выравнивании внутренних цен на электричество и газ (а следовательно, и на многое другое) с европейскими ценами, – картина и вовсе становится удручающей.
В своем майском послании Президент России поставил задачу удвоения за 10 лет ее ВВП. Цель, бесспорно, вдохновляющая и, возможно, даже достижимая. Если, конечно, России повезет и с внешними условиями, и с внутренними обстоятельствами ее развития. Следует только учитывать, что никакого одного-единственного магического средства для экономического подъема страны не существует. Действовать необходимо по всему фронту. Рынок – да, конечно, рынок. Но и государство нам нужно не меньше, а, напротив, больше, чем сегодня. Только нужно именно там, где без него действительно никак не обойтись.
«Российская бизнес-газета».
