Для этого режиссера и сценариста, родившегося в 1961 году, власть, представленная фигурой свергнутого в 1964 году Хрущева, так же мифологична, как власть в лице Ленина, Сталина или Берии, о которых он прежде снял фильмы. И даже то, что этот режиссер учился кинематографическому мастерству у М. Хуциева (снявшего свои знаменитые фильмы о начале и конце «оттепели» – «Мне двадцать лет» и «Июльский дождь»), не сделало вождей прежних поколений фактом его личной биографии. Равно удаленные в историю, все они не были для него «живой властью», выстроившись в единый ряд кичевых матрешек с Арбата. Режиссер, возможно, и пытался придать одной из этих «матрешек» свойства живого человека, обратившись к воспоминаниям его ближайших родственников, невесть почему выбранного для рассказа о покойном генсеке фотографа, да еще сотрудника немецкой разведки. Не знаю, хотел ли как лучше, а вышло...
«Живая власть для черни ненавистна». Пушкин написал в «Борисе Годунове» эту фразу лукаво: конечно, он имел в виду не только живого правителя (поскольку всякий мертвый в России моментально становится обожаемым идолом, как и всякий, чей приход еще только ожидается), но и собственно живую власть. То есть действенную, активно проявляющуюся. Власть Хрущева была именно живой, вон сколько «наворотилось» за десять лет – от кукурузы до публикаций Солженицына. Причем о первой в фильме говорится непомерно много и не очень толково, а вот о вторых – ни слова... Более того, после его страшного предшественника власть Хрущева не могла быть ненавистной.
Смотрела я фильм Пичула и вспоминала, как полгода назад он в Ульяновске расспрашивал ленинских земляков о причинах революционного настроя у детей из обеспеченной семьи Ульяновых, как год назад показал трогательный фильм о Сталине. Отработав материалы сексуальной революции и получив запас доверия публики после некогда модного фильма «Маленькая Вера», Пичул стал говорить о политике в духе своих, далеко не самых удачных, третьих по счету, «Старых песен о главном»: немножко лирики, немножко забавных намеков, немножко стилизации. Впрочем, последняя сегодня заменена, дабы не особо напрягаться и самим ничего не изготавливать, врезками из игрового фильма о Хрущеве «Серые волки», где роль первого человека государства играл едва ли не первый комик этого государства Ролан Быков.
Создатели документального фильма достаточно элементарно формировали параллельный, как говорят кинематографисты, монтаж. А у меня в это время выстраивался свой зрительный ряд, только не параллельный, а перпендикулярный, спровоцированный фильмом, но вступивший с этим фильмом в противоречие.
Вот повествуют на экране о скандале, учиненном Хрущевым в момент его случайного визита на выставку, а у меня перед глазами кадры недавнего пожара в том самом Манеже, где генсек громил нелюбимых абстракционистов. Даже здание не устояло, а слащавое стремление показать, как «доброго царя» настраивали против вечно гонимой интеллигенции «злые приспешники», – оно устояло весьма прочно.
Вот на экране пожилой функционер орет и машет кулаком на молодого поэта, а поэт со странно выгнутой вперед шеей выброшенного из гнезда гадкого утенка стоит на трибуне... И почемуто не поворачивает голову к крикуну, смотрит в одну точку, словно вотвот в обморок свалится. Но именно в стране, крикливым функционером отпущенной с короткого поводка на более длинный, этот поэт, нынешний мэтр Андрей Вознесенский, вместе со своей женой Зоей Богуславской смог учредить негосударственную и некоммерческую, элегантносвоевольную, по деньгам более богатую, чем иные государственные, премию «Триумф». И это ли не триумф той оттепели, что с Хрущевым в истории нашей страны связана?
А еще на экране – суетливо семенящий, очень толстый лысый мужичок, чьи пробежки в любительской съемке, к моему ужасу, напомнили мне недавний английский детский сериал про телепузиков. Счастливы те, кто не видел этих неуклюжих разноцветных уродцев без лиц и смысла. Режиссер же Пичул, делавший в свое время известную передачу «Куклы», похоже, и в человеке из исторического прошлого решил показать такую же «куклу», пусть ненамеренно или не афишируя свои намерения.
Из моментов фильма, которые легли в логику явного авторского стремления рассказать чтото приятное, удачными, хотя слишком краткими, мне показались кадры говорящего с трибуны или в кругу «простых тружеников» Хрущева. Органичность его существования шла вразрез с высокопарными словами сына о картошке, которую при Екатерине II не принимали, как кукурузу – при Хрущеве, или словами дочери о любви Хрущева к земле и посадках яблонь в разных районах Москвы.
А я продолжала смотреть свою, важную для понимания жизни недавнего политического лидера «киноленту». В ней были очереди не только за маслом и колбасой, но и к кассам нового театра «Современник», создатели которого называли себя «детьми 56го года», в кинотеатры Московского кинофестиваля, возрожденного в 58м году, и в концертные залы, где шли прослушивания Международного конкурса имени Чайковского – все с того же, 58го года. В фильме Хрущев толково и доходчиво, с удобными для переводчика паузами, грамотно (вот что уже както забылось о нем за прошедшие десятилетия) рассказывал какомуто иностранному собеседнику о революции, а в моей «киноленте» появлялись такие явно революционные для своего времени названия, как «Юность» (журнал был основан в 55м году), Дубна и Обнинск (превращенные в города «ядерные» поселки под Москвой, ставшие таким же знаком свободы духа и расцвета науки). И, кстати, рядом с криками на выставке и на писательском форуме очень уместно в моем видеоряде возникали лауреаты новой, Ленинской, учрежденной в 58м году – вместо Сталинской – премии: скажем, в последний год правления Хрущева эту премию за фильм «Гамлет» получили великий кинорежиссер Г. Козинцев и великий актер И.Смоктуновский. Да и зарождавшуюся при Хрущеве и до наших дней популярную телеигру КВН можно было показать...
Все эти несогласованности – фильма снятого и фильма недодуманного, недопоказанного – так и просятся в анекдот вроде тех, которыми столь богата была эпоха Хрущева (а что это была именно эпоха, сомнений нет). Особенно по душе мне один, о справочнике, по которому люди далекого следующего века находят сведения о Хрущеве, чьим именем назван некий консервный завод. Историческая справка сообщала зло и честно: «политический деятель эпохи Райкина». Современники считали, что в историю войдет великий артист, и лишь благодаря тому, что не «добил» его, войдет и политик.
С классиками Хрущеву не повезло. Накануне почти круглой даты Гоголя вышел фильм, где не удалось развить мысль Пушкина о живой власти, где идеально мог бы проступить, но так и не был показан образ русского чиновника, странного и незаурядного. А ведь именно о таком человеке в поездке на Сахалин еще один классик, Чехов, написал как о помеси Держиморды и Яго.
Фильм о Хрущеве вроде бы должен был показать, что и его, политика, «добивали». Но показал другое: как не умеет человек из поколения кино и телепублицистов, привыкших к «стебу» вместо юмора, к прямым издевкам вместо тонких намеков, рассказывать истории из родной истории.
Власть, оставшаяся в памяти жителей страны, была живее и интереснее, чем попытка поиграть с этой памятью.
Татьяна ЗЛОТНИКОВА, доктор искусствоведения.
