В обычной жизни, где есть школа, семья, дети, протекающий унитаз и вечно пьяный сантехник, но нет высокого искусства, эти барышни носят вполне земные имена – Наталья Першина-Якиманская и Ольга Егорова. Вот только, по-моему, ничего общего с этой обычной для миллионов людей жизнью художницы иметь не желают, и потому в узком кругу посвящённых в их творчество носят имена Глюкля и Цапля. В архиве у художниц есть приличное академическое образование – знаменитая питерская Мухинка и членство в рядах Союза художников, выставки и художественные проекты, в которых они успели засветиться за минувшее десятилетие (а ровно столько исполнилось их творческому тандему), и вовсе сосчитать невозможно. Искусствоведы говорят про творчество Глюкли и Цапли с восторженным придыханием, называя их «самыми энергичными и плодотворными на российской арт-сцене».
Барышни творят разного рода перфомансы, типа прыжка с высокого моста в Зимнюю канавку в белых одеждах, и посвящают этот манифест «Памяти Бедной Лизы»; в другом проекте – «Алые паруса» – девушки сосредоточенно строчат на швейных машинках бесконечные алые полотнища, намекая, что на романтически настроенных мужчин в наше время рассчитывать не приходится… Они вообще стоят на передовых позициях феминизма в искусстве и всячески это пропагандируют.
В Ярославль Глюкля и Цапля привезли «гардеробный» проект «Фабрика найденных одежд»: куча одёжек, которые даже скопидомные продавцы секонд-хенд готовы отдать за бесценок любому, у кого рука поднимется это тряпьё взять. Принципиальное отличие художественных экспонатов с автографом Глюкли и Цапли от бросового платья в том, что к каждому пиджаку-маечке-сарафанчику пришивается написанная художницами на шёлке от руки концепция-пояснение. Например, вышивка бисером на пиджаке «I have money» (у меня есть деньги), и позиционируется этот сюртучок как «пиджак успешного мужчины» или фрагмент летописи «разговора за жизнь» на кармане домашнего халата: чернильной ручкой подробно и занудно написано, кто кого по пьяному делу замуж взял и что из этого вышло. Ну и всё в таком роде.
У художниц изготовление этих вещичек поставлено на поток, в Питере есть даже магазинчик, где можно приобрести подобный эксклюзив от Глюкли и Цапли от пятисот рублей до тысячи евро. Наверное, есть чудаки, которые всё это покупают и носят. Лично я такого авангардизма не понимаю. И, честно говоря, почему-то даже невесело. Собственно, посмотреть больше не на что.
Сегодня абсолютно любое проявление творчества имеет право на существование. Вот человек-собака (этот проект у художника был такой – голым бегал на четвереньках и кусал прохожих за ноги, с тех пор приставка «человек-собака» накрепко к нему прилипла) Олег Кулик красит экскременты серебряной краской и представляет эту инсталляцию богемной публике. И ничего. Знатоки прицениваются-принюхиваются, ищут тайный смысл. Или Йоко Оно, известная только тем, что была женой знаменитого музыканта, вдруг представит проект «Нью-Йорк глазами таракана», и искусствоведы с учёными степенями готовы часами рассуждать о вкладе этой дамы в современную мировую культуру. Почему бы в таком контексте понимания современного искусства и «Фабрике найденной одежды» не существовать? По крайней мере достаточно безобидно и... не пахнет, как экспонат Кулика.
Я бы даже согласилась с тем, что подобный проект окажется весьма востребован в крупном мегаполисе типа Москвы, где наверняка найдётся кучка избалованных эстетов, готовых смотреть и обсуждать подобное искусство. Но привези подобную выставку в провинциальную глухомань, где народ отродясь ничего, кроме «Трёх медведей» Шишкина, не видел, и можно гарантировать, что, не дожидаясь окончания вернисажа, пьяные трактористы экспозицию разгромят к едрене-фене за издевательство над простым народом и… будут правы. Мне почему-то кажется, что Ярославль в восприятии подобного актуального искусства куда ближе к вышеописанной провинциальной глухомани. Громить, конечно, никто не пойдёт, но и смотреть – тоже.
Лариса ДРАЧ