Десять лет исправительно-трудовых лагерей уроженец Ярославля, будущий писатель Александр Викторович Коноплин получил как "американский шпион". Ненароком похвалил грузовик "Студебекер", сказав, что он лучше нашей полуторки. Выпустили "шпиона" только после смерти вождя народов, и то не сразу. В лагере молоденький, послевоенный уже политзэк начал в уме слагать стихи, обдумывать сюжеты и подробности рассказов и повестей - как он сам утверждает, "сперва, чтобы не сойти с ума, потом втянулся".
Напоминаем читателям про те "уроки словесности" известного прозаика и старинного автора "Северного края" исключительно потому, что подвернулся для этого животрепещущий повод. На старом добром драндулете марки "Запорожец", купленном еще на советские гонорары, автор наконец-то вывез со склада издательства ОАО "Рыбинский дом печати" тираж своей новой книги - иллюстрированного фотографиями из семейного альбома Коноплиных романа-хроники "У лукоморья дуб зеленый...", изданного при содействии администрации Ярославской области.
Пока новинка в типографских упаковках, сложенных штабелем высотой с книжный шкаф, складирована на квартире писателя и раздается на память друзьям и знакомым. Се ля ви: по договору с издательством автор получил гонорар... тиражом собственного произведения. Теперь хочешь не хочешь придется ему становиться экспедитором и коммивояжером. Недостающий том автобиографической трилогии Коноплина читатели, кстати, давно ждут.
Пять лет
назад сборник "Апостолы свободы" с первыми двумя ее частями - "Поединок над Пухотью" и "Соловей-соловей пташечка" - был отмечен областной премией имени Ивана Сурикова. Выпущенная "Верхней Волгой" в прошлом году тюремно-лагерная одиссея Коноплина "Шесть зим и одно лето" переведена на немецкий и английский языки и сейчас печатается в Финляндии.
Как-то Александр Викторович в своей изящной жизнеутверждающей манере пошутил, что напечатать книгу в конце ХХ столетия в Отечестве нашем не менее трудно, чем ее написать. А на некоторую задержку с продвижением "Лукоморья" в читательские массы смотрит он с веселостью человека, коему больше нечего терять в жизни. Роман-хронику под есенинским эпиграфом "Жизнь моя, иль ты приснилась мне?" о молодости своих родителей-интеллигентов, собственных детстве и отрочестве, оборванных войной, писал он с небольшими перерывами чуть ли не полжизни - почти три с половиной десятилетия.
Юлиан НАДЕЖДИН.