Все увидеть не смог никто. Но мне повезло больше, чем кому бы то ни было, ибо мои студенты, будущие филологи и культурологи, увидели то, что «не досталось» мне. А поскольку система художественных ценностей у нас единая, я могу свои впечатления дополнить их мнениями, и у вас, читатель, создастся цельное впечатление о молодом поколении российских актеров.
Одна из характерных, да, впрочем, и обязательных особенностей работы театральных вузов, выпускающих актеров, – постановка классических произведений. Гоголь, Достоевский, Сухово-Кобылин, Островский, Горький плотной шеренгой двинулись и на скромные подмостки нашего фестиваля.
Совершенно непохожие театральные школы.
Одна готовит актеров особого «состава крови» – пластичных, склонных к гротеску, готовых энергично включиться в сценическую игру и шутить едва ли не по любому поводу. Это – московские щукинцы, из числа которых когда-то вышли А. Миронов, К. Райкин, Н. Гундарева.
По мнению Кати Абрамовой, гоголевскую мистическую повесть «Портрет» щукинцы представили в виде комической, где-то фарсовой страшилки с печальным концом. Но страшилки эффектной, блестящей.
Я же в спектакле, поставленном В. Поглазовым, увидела всего-навсего волшебную сказку с двумя миниатюрными нестрашными чертенятами, с всклокоченной головой резко высвеченного старика на портрете и простодушным художником Чартковым, который напомнил знаменитого российского «халявщика» Емелю, возмечтавшего получить все блага жизни без труда и страданий. Эти дебютанты достаточно легко двигались по загроможденной сцене, говорили в меру звучно, что радует как свидетельство их профпригодности.
Вторая школа готовит актеров для всех театров и ни для какого конкретно: это РАТИ, бывший ГИТИС, «главный» московский театральный вуз. Его представители (курс П. Хомского) сыграли два спектакля. На открытии они показали четырехчасовую историю «Братья Карамазовы». Благодаря этому спектаклю Катя Абрамова с огорчением обнаружила, какой Достоевский «скучный и неинтересный автор», особенно если молодые исполнители не находят места своим рукам и глазам, неуместно мимируя и жестикулируя.
Как резко высказалась Саша Соломагина, после этого действа требовалась реабилитация, и зрители надеялись увидеть ее в другой постановке ГИТИСа – знаменитой «Трехгрошовой опере» Б. Брехта. Однако и здесь самым сильным впечатлением (так считают и Саша, и Оля Тупикова) оказалась сцена, заполненная 28 студентами. Девушки причисляют к домашним радостям этот спектакль, где вместо классических зонгов звучали современные поп-и бардовские песни.
Третья школа знаменита своим великим прошлым – ее основали корифеи МХАТа – и руководителем нынешнего выпуска, худруком МХАТа им. А. П. Чехова О. Табаковым. Здешние дипломники с завидной оперативностью, всего за два часа, сыграли комедию А. Сухово-Кобылина «Свадьба Кречин-ского». В эти же два часа вместились и вставные вокальные номера, взятые из блестящего давнего мюзикла А. Колкера и спетые старательно, но неуверенно, как бы извиняясь. Мне было странно видеть, как в студентах, которым нужно жить своей жизнью, «вырастили» подобие уже известных актеров МХАТа, соратников или учеников О. Табакова. В невысоком резковатом Кречинском я увидела несмываемую белозубость улыбки С. Безрукова, в почти двухметровом Муромском – флегматичную основательность О. Ефремова, в рано располневшем Расплюеве – знаменитое комическое приспособленчество В. Невинного. К сожалению, больше всего смеха в зале вызвали... незапланированные падения чайного сервиза с шаткого столика, лучше которого у хозяев-ярославцев для гостей фестиваля не нашлось.
Кстати, о хозяевах и гостях. Организатором фестиваля (по поручению Министерства культуры, но и по собственной доброй воле) был Ярославский театральный институт. Здесь с максимально возможной четкостью был составлен график показов. Преподавателем В. Летиным разработана изящная «торговая марка», украшающая программки и приглашения.
Однако радушие хозяев оказалось столь безграничным (впрочем, к удивлению всех гостей, включая взрослых режиссеров и юных дипломников), что все призы и поощрения «принимающая сторона» поторопилась отправить подальше. Обласкав гостей, собственным дипломникам организаторы фестиваля сказали недву-смысленное «пшел вон!». Поощрения – вполне верноподданически – отправились в основном в Москву. Увез лавровый букет в Щукинское училище «Портрет». Увез букет и спектакль ВГИКа «Последние».
Этот спектакль играли третьекурсники мастерской замечательного киноактера и педагога А. Баталова. Думаю, будь мастер в Ярославле во время фестиваля, он испытал бы неловкость от снисходительного поощрения его еще не выпускников, а третьекурсников. Играть отца с наклеенными усами рядом с сыном-ровесником; играть мать девушке с тщательным макияжем и выглядеть «ухоженнее» своих несчастных дочерей – да еще в реалистической пьесе М. Горького – это оказалось неподъемным испытанием для будущих киноактеров.
Коллеги, «голосовавшие ногами» против ложной чувствительности этого спектакля, с полным недоумением восприняли патетиче-ски провозглашенные на закрытии фестиваля комплименты этому «самому глубокому прочтению русской классики».
По мнению студентки Ольги Орловой, семья, представленная курсом ВГИКа, вполне может жить под одной крышей и дальше, на многое закрывая глаза, многое прощая и существуя, в духе Л. Толстого, между счастливым бытом Ростовых и тягомотиной развода Карениных. В игре же студентов заметна психологическая непроработанность. О ярославской постановке тех же «Последних» (ЯГТИ, дипломники А. Кузина) «Северный край» писал прежде, но ее восприятие в ряду фестивальных показов та же Ольга Орлова определила, вместе с другими зрителями, как мастер-класс по русскому психологическому театру. Увидев в этом спектакле свою геометрию каждого героя и взаимодействие смысловых полей, зрители сочли ярославский показ «Последних» кульминацией фестиваля.
Что ж, прав был в своем столетней давности сетовании великий философ В. Розанов, ругавший Россию за жестокое самонеуважение, «забивание, заколачивание русского человека и русского дара в своем же отечестве». Отдать дань гостям, не заметив собственных талантливых и преданных искусству выпускников, снискавших к тому же международные лавры на других фестивалях, – этого, как ругался тот же В. Розанов, «ни у негров, ни у турков, ни у китайцев нет...»
Взыскательность ярославской публики и ее достойных представителей-студентов позволила ощутить тем не менее высокое самоуважение. Здесь были в полной мере восприняты и оценены (хотя и не увенчаны формальными лаврами) два спектакля: московский и ярославский.
Первый – спектакль еще одной знаменитой театральной школы, московских щепкинцев, по аме-риканской мелодраме «Двое на качелях». Наши молодые зрители плакали над этой простой историей о незадачливых влюбленных, восхищаясь, как Нина Максимова, дерзкой экспрессией и тонкой болью. Общение, молчание, лирический диалог, воздушные паузы придали этому спектаклю качество едва ли не более высокое, чем у «хорошо сделанного» американского фильма.
Второй – спектакль ЯГТИ. Петербургские студенты-театроведы, оперативно выпускавшие во время фестиваля весьма профессиональную газету «Отсебятина», восхищались спектаклем по пьесе Н. Коляды «Мурлин Мурло». Как и их ярославские коллеги, отмечали уникальность сценических образов, внутренний свет, видимый вопреки безысходности в этом спектакле, совместившем в себе Островского и Вампилова.
В то же время наши умные и невероятно «зубастые» студенты к постановкам собственно этих двух русских классиков (ибо в прошедшем веке Вампилов стал фигурой уже также классической) отнеслись весьма жестко.
Вампиловскую «Утиную охоту», антиманифест антиинтеллигента начала 70-х годов ХХ века, Женя Аверьянова расценила как спектакль недостаточно духовный, где манипуляции студентов Москов-ского института современного искусства с воображаемыми предметами получались лучше, чем общение с живыми людьми. Островский же в версии Международного славянского университета, представившего «Праздничный сон до обеда», по восприятию Оксаны Гузик, вовсе походил на самодеятельную инсценировку, где была утеряна логика событий.
В работах актерской молодежи все участники и гости фестиваля прежде всего стремились увидеть воплощение своих надежд на до-стойное будущее нашего искусства. Даже замечая неубедительность или аляповатость сценического решения, мы радовались вместе с Леной Чигриной саратовскому «Божьему клоуну» (на снимке) с его наивной попыткой вне танца рассказать о великом танцовщике Нижинском, на которого напяливался шутовской колпак. Но мы огорчались вместе с Олей Тупиковой от того, что у молодых и живых актеров из Краснодара в «Рыжей пьесе» К. Драгунской чувства были старые и выдохшиеся, отчего и пьеса получилась не «рыжая», а какая-то серенькая.
В итоге остались двойственные ощущения: оптимизма по поводу идущего, несмотря ни на что, творческого развития и недоумения по поводу провинциального «комплекса неполноценности». Гости уехали с убеждением в серьезных до-стоинствах здешней театральной школы. Жители Ярославля остались с убеждением в явной неравноценности иногородних, прежде всего московских школ и педагогических исканий. У приезжих режиссеров нарасхват пошли ярославские дипломники, впрочем, «засватанные» в Ярославский же ТЮЗ. Я же вместе с моими студентами и соавторами надеюсь, что каждый из представленных на фестивале вузов поможет своим «детям» уйти в счастливое плавание. И эти «дети» нигде не услышат неуважительного «пшел вон!».
Татьяна Злотникова, доктор искусствоведения.
Фото Вячеслава ЮРАСОВА.
