На протяжении всей телевизионной недели интеллигенты активно варились в собственном соку.
Директор крупнейшего в нашей стране Института искусствознания А. Комеч, человек в обыденной жизни мягкий, тихий, «кабинетный ученый», горячился в передаче «Личный вклад» по поводу исчезновения в Москве старинных домов и кварталов в угоду корыстным интересам хозяев дорогостоящих новых зданий. В традиции русской интеллигенции этот человек надеялся своими доводами и своим душевным волнением изменить экономически кемто уже просчитанную ситуацию.
Впрочем, знаю и от самого Комеча, и от других крупных ученых – знатоков старой Москвы, что не телевизионные, а рабочие обсуждения судеб исторического наследия Москвы обычно проводятся в тамошней мэрии лишь для проформы. Кстати, когда их комиссия начинала работать несколько лет назад, особой проблемой оказалось то, что среди ведущих ученых и архитекторов столицы практически не было коренных москвичей, которые бы душевно сопереживали судьбе города и просто помнили его на протяжении нескольких десятков лет. Тот же ученый принял участие и в токшоу первого канала «Основной инстинкт», где шла речь о приватизации памятников культуры. Самым забавным в той передаче мне показался титр, где наследницу старинного рода Шереметевых назвали «урожденной графиней». Вот она, мера интеллигентности телевизионной редакции, где не нашлось человека, знающего, что «урожденными» бывают не по статусу, а по фамилии. «Свобода слова» как телепрограмма на НТВ понадобилась для того, чтобы интеллигент во власти, вицепремьер правительства Жуков и претендующая на интеллигентность спортсменка с крутым характером Хоркина обсуждали вопрос о том, нужна ли через 8 лет Олимпиада России, в то время как уже сейчас в Петербурге не могут вывести полчища крыс.
Переключая каналы, можно было «наткнуться» на интеллигенцию лишь случайно и нечасто. Проблемы интеллигенции обсуждал со своими собеседниками – москвичкой и канадцем – в ярославской программе «Интервал» на НТМ Н. Маштаков. Согласились, что русская интеллигенция уникальна по определению, а не по формальному положению. Интеллигенция ежедневно на минуту в день стала появляться на НТВ с рассказом о событиях Великой Отечественной войны: начат рассчитанный на целый год проект «До юбилея Победы осталось...» Когда осталось 353 дня, о своих детских впечатлениях от возвращения в еще военную Москву рассказывал знаменитый адвокат Г. Падва.
Судьба интеллигенции стала предметом скромной по замыслу, но душещипательной по содержанию истории, рассказанной в документальном фильме «За Китайской стеной». Фильм о русскокитайской семье был удивительно хорош тем, как живо и просто, воссоздавая множество точных, часто мельчайших наблюдений, члены семьи интеллигента, репрессированного во время «китайской культурной революции» 1960х годов, рассказывали о своей жизни. Там были воспоминания о выстрелах и голосе ребенка, заговорившего с помощью ссыльной бабушки порусски, ассоциации начитанной девушки, собиравшейся умирать со словами любви к коммунистической партии, и спокойный, доброжелательный тон почти чисто говорящего на русском языке молодого китайца, внука и сына преданных Китаю и любящих Россию интеллигентов.
Но, что бы ни пережили наши современники в других странах, российский опыт жизни интеллигенции во время и после нескольких революций уникален. И именно этот опыт стал основанием творчества крупнейшего русского кинорежиссера Глеба Панфилова. Для русской интеллигенции его судьба, судьба его семьи и суть его творчества в высшей степени характерны. Ибо все, что с ним происходило, да и сейчас происходит, было «вопреки».
Вопреки логике сын крупного партийного работника из Свердловска стал едва ли не кинематографическим диссидентом, сняв невероятный по жесткости и наивной вере в прекрасного человека фильм «В огне брода нет». Вопреки привычным представлениям о режиссерскоактерских браках Панфилов женился на актрисе, которая до встречи с ним играла в театре и в кино роли не просто дурнушек, но гротесковых уродок. Панфилов стал снимать Чурикову как трагическую актрису, чей немыслимый темперамент позволял ей уже в первом их фильме быть равной великому Е. Лебедеву. Эмоциональное «поле» актрисы сделало ее фигурой особого масштаба в нашем кино, и интересно было наблюдать, каких мужчин снимал вместе с нею мужрежиссер. Рядом с Чуриковой появлялись блестящие партнеры – простодушный нахал Л. Куравлев в «Начале», пробивной и грубый, хотя посвоему трогательный Н. Губенко в «Прошу слова», вальяжный и жалкий красавец В.Медведев в «Вассе». Эти фильмы прошли в течение недели по телевидению – разумеется, по каналу «Культура». Но о парадоксах Панфилова и там не было сказано.
Панфилов постоянно хотел делать в кино то, что ему не разрешали, но что хотели бы сделать многие. Он находил для себя решения, которые и компромиссами не являлись, и творчеством давали возможность заниматься. Пока А. Герман годами ждал возможности снять очередной кадр или получить прокат для своего фильма, Панфилов снимал.
Принято считать русских интеллигентов непрактичными романтиками. Панфилов не прагматик в чистом виде, но он очень разумный и нормальный человек. Лет двадцать назад, когда Чурикова уже имела славу киноактрисы, но только начинала работать в театре у М. Захарова, она жаловалась мне на то, что «еще немного, и я смогу играть только маму Жанны д’Арк, а для самой Жанны буду уже старой». Намеки на судьбу преданной (то есть, служащей отечеству и забытойброшенной этим же отечеством) легендарной француженки были эскизно сыграны в фильме «Начало», но парадокс судьбы Панфилова заключается в том, что он так и не снял полнометражный фильм о ней по уже готовому собственному сценарию. Зато с достаточно еще молодой Чуриковой снял фильм по ранней пьесе Горького «Васса», где внука героини играл их маленький сын Ваня; можно считать парадоксом интеллигента повышенную требовательность и критичность к самому себе.
Я не уверена, что последний завершенный фильм Панфилова «Романовы, венценосная семья» можно считать серьезным идеологическим высказыванием. О судьбе убитого буквально на глазах у всей страны русского царя написано и рассказано так много, что обсуждать можно только художественные особенности этой акции. Панфилов сделал фильм стильный по форме и поистине интеллигентный в том смысле, что там не было истерической демонстрации монархических пристрастий режиссера, но была попытка воссоздать дух странной эпохи. В более раннем фильме «Васса» эпоха точно была маркирована с помощью диковинки – лифта, поднимающего людей внутри квартиры при физических усилиях рабочего, вращающего механизм, скрытый от глаз пассажиров. В «Романовых...» таким интеллигентно воссозданным знаком эпохи стал господствующий во множестве своих оттенков белый цвет (метафора будущего белого движения – и реальность людей, привыкших к определенному стилю одежды и бытового антуража). И, естественно, необыкновенно важным для Панфилова в этом фильме было понятие «семья»: уверена, царская семья ему интересна и вызывает сожаление не просто как группа убитых людей, но как целостность, уничтоженная именно в этом своем качестве. И собственная семья для Панфилова – это своего рода культурная ценность. Недаром существует масса красивых фотопортретов, где Панфилов и Чурикова – вместе. Не на съемочной площадке, не на светском приеме – они позировали специально, объединяясь перед объективом, как это принято в традициях интеллигенции.
Их – двое. Это очень мало, и потому они должны быть вместе. Совсем, как у поэта: «Нас мало, избранных...» Только не на депутатские должности, а в защитники духовных ценностей.
И хорошо, что мало, – как показала теленеделя. Ибо выживать им трудно, и большое количество людей на такой образ жизни не способно.
Татьяна ЗЛОТНИКОВА,доктор искусствоведения.
