А вот познакомиться с Агаповым Валентину так и не довелось – все медлил да так и не успел. Константин Степанович превращал в пастель обыкновенный школьный мел, по домашним рецептам готовил фирменный картон. Свои тайны унес он в могилу. Четверть века назад Растворов купил у вдовы мастера набор его карандашей. Многие годы писал ими и кое-чему научился. Пейзажи Растворова есть в частных коллекциях двух десятков стран мира.
Учитель и ученик теперь наконец-то встретились – под одной обложкой альбома Валентина Растворова «Ярославские художники», изданного к 1000-летию города при под-держке гендиректора ОАО ярославский завод «Красный маяк» Константина Сонина. В альбоме 125 цветных и черно-белых иллюстраций – с живописью и графикой еще семерых сотоварищей и наставников автора.
О четверых из них – Константине Агапове, Борисе Верховском, Владимире Павловском, Наркисе Флоринском – рассказывает он по долгу памяти, об остальных, ныне живущих Геннадии Антонове, Александре Кочневе и двух Николаях, Хватове и Яблокове, – по праву старой дружбы. Все они профессионалы по призванию и выучке, но их работы редко появлялись на выставке. Истинные ценители искусства находят их сами.
Никто из героев этой книги, за исключением Флоринского, членом Союза художников не стал. Писали для души, затворничая в мастерских, упрямо оставаясь самими собой. Видели жизнь как она есть, говорили о ней то, что думали. Во времена большого вранья этого бывало достаточно, чтобы прослыть инакомыслящим, а иногда и отъявленным отщепенцем.
Хлеб насущный зарабатывали они кто как: службой в заводских бюро эстетики, оформительством, писанием заказных портретов членов ЦК КПСС или, как Павловский, полуофициально – реставрацией икон и фресок. Растворов умеет сказать о личности и судьбе каждого одной говорящей подробностью.
В сугубо атеистические времена Павловский был верующим и не считал возможным это скрывать. Любил показывать собственную независимость, подписывая графические листы сокращенным «Граф» – без точки.
Антонов с его сегодняшней репутацией едва ли не лучшего рисовальщика Ярославля в свое время пять лет проучился в Мухинке. А защищаться не стал, не захотел: не сошлись взглядами на жизнь с руководителем диплома.
Флоринский одним из первых еще до перестройки заговорил на собраниях о разграбленных церквях, выморочных «неперспективных деревнях», об увиденных им однажды обессиленных от бескормицы коровах на ферме, подтянутых к загородкам стойл веревками. Вот так-то.
«На мой взгляд, – пишет в предисловии к альбому искусствовед Надежда Воинова, – художники, о которых повествует альбом, более всего ценили и ценят в своей творческой жизни свободу и независимость. А время, на которое пришлась их молодость, выбирало в герои более сговорчивых и покладистых».
Наверное, лучше о замысле этой книге и не скажешь.