Нынче Николай Васильевич отпраздновал 70 лет со дня рождения. Поздравить его пришли друзья. Говорили, что природа к нему щедра: оптимизм, юмор, философский склад ума, взгляд художника, чуткость музыканта... И находчивость в сложных обстоятельствах.
Тогда, летом 1998 года, к месту своей новой службы Николай Васильевич добирался на велосипеде. За сто тридцать пять дней проехал тысячу шестьсот километров. Рабочее место являло собой загон пятьдесят метров на пятьдесят, огороженный столбами и жердями не первой свежести. Там пребывали тёлки, а сторож – в дырявой будке по соседству. Защищаясь от комаров, надевал скафандр и шлем, списанные за ветхостью и поднесённые ему в дар районной пожарной командой. Когда к загону за навозом приходили местные крестьяне, Николай Васильевич в скафандре выглядывал из сторожки и давал им советы. «Мама! НЛО!» – в восторге кричали младшие, а старшие приседали и ругались. Но было жарко – Николай Васильевич, сняв пожарную амуницию, законопатил будку от комаров.
Лето выдалось дождливое, в загоне было сплошное грязное месиво, а правление совхоза не отзывалось на сигналы Николая Васильевича о доставке соломы. «И вот в один несчастный день тёлки сбились в кучу, явно замышляя бунт против всевышнего, а точнее, против меня. Лидеры принялись настойчиво ходить вдоль изгороди, ища её слабое место и увлекая за собой стадо. Навалившись, они выбили два пролёта – и живая армада, взлягивая, понеслась в поле. Я смотрел, как мчатся они в сторону леса, делая немыслимые трюки. Одна выполнила сальто через голову, вскочила и полетела дальше... Слёзы стояли у меня в глазах, и волосы шевелились на голове. Неопытный сторож, я думал, глядя тёлкам вслед, что мне до конца жизни не расплатиться за сбежавшее стадо. И воров нет – а они сами убежали: бери, какая повесомей...» Убитый горем Николай Васильевич забылся сном. Очнулся с первым лучом солнца и не поверил глазам: стадо спокойно лежало в загоне. Усомнившись, он стал допытываться у пастухов, ежеутренне его сменявших: все ли тёлки на месте? «А куда они денутся, – равнодушно отвечали пастухи. – Все должны быть целехоньки». Так оно и было, и Николай Васильевич приободрился. Потом из совхоза привезли солому, тёлки сами её раскатали – и улеглись как обычно по фракциям.
И вот финал. Последняя ночь прошла. Николай Васильевич стоял с велосипедом и смотрел вослед уходящему стаду: «До свидания! А может быть, прощайте. Я провожаю ставших родными тёлок».
«В наше непростое время профессия сторожа становится актуальной», – сделал он вывод. А сейчас по телеканалу «Культура» смотрит концерты классической музыки: как дирижируют Плетнёв, Спиваков... И думает о сапожниках. В том смысле, что мудрый народ своим детям даёт конкретное ремесло в руки, всё равно – скрипку ли, портновскую иглу или шило сапожника: «Чтобы положить чужой кусок масла на свой кусок хлеба при любом режиме». Николай Васильевич, пока тёлок стерёг, вспомнил, что умеет чинить обувь, – брал работу с собой, с ней время летело быстро. Воспоминания приходили разные.
Он из деревни – воспитывали бабушка с дедушкой, а в 14 лет остался один. И всё, что с ним было дальше хорошего, случилось благодаря, а не вопреки советской власти. Закончил Вятское училище механизации, работал на мелиоративной станции, на молочном заводе. Заведующим клубом его назначили по музыкальным способностям. Они были всегда, а собственная гармонь появилась поздно, в 17 лет. Мечта! Купил зимой, шёл с ней по льду озера Неро – пять километров, да ещё двенадцать было впереди до дома. А попробовать не терпелось: развернул на озере – и обморозил пальцы.
На баяне правильно играть учился на курсах имени Крупской в Москве, а потом – в культпросветучилище в Ярославле. Тогда в филармонии симфоническим оркестром дирижировал Юрий Аранович. Учащихся бесплатно водили на его концерты. Впечатления не стёрлись до сих пор: живое, объёмное звучание симфонии в зале совсем не то, что слушать в записи. Игру Николая Васильевича тоже, между прочим, записывали на пластинку. Это было 1967 году во время фестиваля самодеятельного искусства Ярославской области, который проходил во Дворце моторостроителей в честь 50-летия советской власти. Исполнив музыкальную картину Анатолия Шалаева «В путь», он стал дипломантом, а Поддыбский сельский клуб в Ростовском районе, которым заведовал, получил за это подарок – телевизор «Сигнал».
Так и жили: самодеятельные артисты из сельских клубов ездили в агитбригадах, развлекали тружеников полей. Первомайские и ноябрьские демонстрации обязательно сопровождала музыка. Каждый цех комбината «Красный Перекоп» шёл со своим баянистом, и Николая Васильевича звали. А ещё существовало бюро добрых услуг или комбинат бытового обслуживания, через них приглашали на свадьбы гармонистов и фотографов. Снимать он выучился на факультативе в просветучилище – и стал очень востребован. После должности культорганизатора в некрасовском профилактории «Строитель» определился в районную газету, где работал 15 лет – фотографировал и писал.
О его литературном даре можно составить представление по запискам «Сотня тёлок». Фотовыставку, состоявшуюся в 1997 году, Николай Васильевич назвал «У каждого мгновенья свой резон». Он хранит книгу отзывов. Посетители написали, как важно запечатлеть историю для потомков, сколько радости приносит человеку снимок в газете... Коллеги отмечали способность автора выстроить кадр: он имел дело не с цифровой техникой, а с плёнкой и лабораторией. Там результат работы – окончательный, ничего исправить нельзя.
Теперь Николай Васильевич помогает в делах сыну. На баяне играет для себя и много, сложные обработки народной музыки Крылова и Шалаева. Совершенству, говорит, нет предела. Смотрит концерты по телевизору. Ему жаль, что обычные люди перестали петь хором: нет таких современных песен. А хор объединяет – «это вам не «фабрика звёзд».