Так получилось, что первым мостиком к возобновлению нашего знакомства стала книга воспоминаний – 50 экземпляров, выпущенная Александром Викторовым, «Улица моего детства» – о Мологской улице, теперь улице Победы.
Александр – не писатель, просто человек, в самое трудное для себя время открывший в душе драгоценный дар памяти. И написал он об одном всего квартале, от которого и осталосьто лишь два дома и три дерева, посаженные еще его отцом. Но был этот квартал страной детства для мальчишек и девчонок, о которой, как о чемто безвозвратно потерянном, теперь вспоминают люди старшего поколения.
Однажды в семьи Сироткиных, Никитиных, Козловых, Пестеревых и многих других пришло необычное приглашение к Викторовым на домашнюю презентацию книги. И бывшие соседи вдруг вернулись в мир своего трудного и бесшабашного детства, ощутили удивительное чувство родства, вспоминали смешные и печальные события на прежней Мологской улице.
В начале 30х повсеместно организовывались пионерские дворовые отряды. Возник такой и в старом квартале. Шефство над ним взял Волковский театр.
Както шефы пригласили подопечных на репетицию в таинственно затемненный зал, а потом подарили им горн и флаг. Горнистами были братья Викторовы Лев и Александр. Каждое утро они обходили дома, направляли раструб горна в сторону квартир, где жили пионеры, пытаясь изобразить мелодию «Подъем!» Можно представить, как реагировали жители на эту команду. Но терпели.
В самом квартале жила сказка – последний звонарь соседней церкви Никиты Мученика делал макеты храмов, ставил их на подоконники. Они были так хороши, что у окон вечно стояли любопытные зеваки...
Война тяжело ударила по всем семьям. Овдовели дочери звонаря. Вернулся с фронта Сергей Скворцов, но мать его еще несколько лет не смывала бумажные кресты с оконных стекол, наклеенные на случай бомбежки. Люба Вихарева потеряла мужапограничника, в тяжелые минуты всегда пела песню «Грустные ивы»… Всех их, более сотни живых и погибших, назвал Александр Викторов в своей книге: где работали, чем увлекались, где погибли, кем стали их дети. Приложил картусхему квартир.
Сам он с юности чувствовал тягу к перу, несколько раз начинал и бросал писать дневники. Первый завел во время армейской службы в строительном отряде на сооружении подземного объекта. Но записи уничтожил, помня подписку о неразглашении места и характера службы. Хорошо запомнил поворотный день своей судьбы – 5 ноября 1959го. Выполняя с группой сослуживцев работы на глубине 47 метров, Александр сильно простыл. Через несколько часов у солдата пропал голос, через двое суток появились сильные боли в мышцах рук и ног. Но врач части поставил ему обычный армейский диагноз – «симулянт». Боли напоминали о себе все три года службы. Лечили его «салицилкой». Недомогания усиливались в летнюю солнечную пору.
А после демобилизации начала дрябнуть правая половина тела, потеряла чувствительность рука. С февраля 1969 года он стал спотыкаться на ровном месте.
Но все эти годы были полны важных, значительных событий. Александр заочно окончил политехнический институт, женился, у них родился сын (сейчас уже взрослый внук), начал трудиться на заводе «Полимермаш». Был избран комсоргом завода, работал в обкоме. Ушел оттуда по собственному желанию, чувствуя ухудшение здоровья.
На заводе он согласился работать председателем профкома, но когда осознал, что болезнь и тут стала помехой, попросил освободить от должности и с января 1974 года снова вернулся в отдел главного конструктора.
И тут же начал писать дневник. Главная тема – прогрессирующая болезнь. На него действовало все: малейшее изменение погоды – и он с трудом добирался до дома. От перенапряжения поднималось давление. Если ехал в транспорте – в изнеможении садился на свободное место, тут же ловил недовольные взгляды или слышал осуждающие слова – молодой, а место занимает.
День за днем он записывал этапы своей борьбы со все более агрессивной, но еще не опознанной болезнью. Уже выработал главное кредо своей жизни: «Следует внушить мысль, что заболевание помогает человеку почувствовать себя сильным не физически, но духовно, вести полноценную духовную жизнь и тогда, когда нет сил даже умыться, не говоря о других обычных действиях, и при этом сохранять жизнерадостность и улыбку – вот в чем задача, вот в чем смысл жизни вообще».
Невозможно пересказать почти триста страниц машинописного текста, наполненных поразительным душевным мужеством, бережным вниманием к окружающим, благородным откликом на любую поддержку. Со временем он забыл о дневнике и нашел его спустя 20 лет, и невольно зачитался. В записках прослеживалась одна особенность – подробное описание развития тяжелейшего заболевания с безобидным названием «рассеянный склероз». Пришел к выводу, что волею судьбы стал обладателем уникального опыта «борьбы» с этим страшным заболеванием. Знал, что не одинок в своем несчастье, понимал, что дневник может представлять интерес для больных тем же недугом. «Болезнь в своей заключительной части затрагивает и полностью поглощает душу человека, наполняет ее всякими сомнениями, уничтожает волю и обрывает любое сопротивление смерти».
Через 16 лет после того армейского переохлаждения, неоднократных курсов лечения ярославские неврологи поставили ему диагноз: «рассеянный склероз». Не из меркантильных соображений, скорее для морального удовлетворения, было у Александра Васильевича желание, чтобы соответствующие инстанции связали начало его заболевания с периодом военной службы. Но классический бюрократический ответ из Московской ВВК № 19 просто решил проблему – в госпиталях по заболеванию «рассеянный склероз» не обследовался, поэтому и связь такая не устанавливается.
Перечитывая записи, он вносил в них добавления, появившиеся за последние годы. Назвал дневник «Омут безысходности», но любая фраза – поддержка читающему. Никакие боли, невзгоды, сложности не в силах сузить его мир, разнообразие интересов поражает. Пять книг, написанных для узкого круга друзей и родных, выходят далеко за пределы семьи. Всю жизнь его сопровождает увлечение искусством. Книги и альбомы об искусстве и нумизматике – солидная часть его библиотеки. Только вот некоторые стекла книжных полок разбиты – передвигаясь с трудом, он натыкался на стены, падал, разбивал их. Теперь он не передвигается совсем. Трудно стало смотреть и телевизор, но мир вокруг него попрежнему ярок и разнообразен. Остались его неисчерпаемые знания, эрудиция, чувство юмора, и рядом с ним так тепло и комфортно, что не остается места для депрессии и уныния. Вот и при нашей встрече мы выяснили, что относимся к одному «роду» – диоксистов. Этого слова еще нет в словарях, и мы определили для себя как лучше – блуждающие в эфире, любящие радиопередачи. Потому что радио теперь – главный собеседник Александра Викторова.
Но я написала, что эта история не только самая печальная из известных мне, но и самая красивая. Это история о настоящей любви. Жена Александра Виктория Семеновна – терапевт. Именно ее усилиями и заботами состоялась жизнь этого необыкновенного человека. У меня нет слов, чтобы даже коснуться этой судьбы. Но когда мы выпили за встречу несколько глотков темнокрасного тернового вина, настоянного Викторией, когда я увидела ее нежные прикосновения к мужу, улыбки, посланные ему, убедилась навсегда – это не история болезни, это история любви.
Инна КОПЫЛОВА